Борис Давыдов - Ступени

– Или… Мне не хочется тебя обманывать, поэтому честно скажу: я комиссовался из Армии. Но… – Иван сделал таинственное лицо. – Но как это я сделал, пусть останется тайной. Хорошо?

Девушка неопределённо пожала плечом.

– Вообще-то я не очень любопытная, не хочешь – не говори, но всё-таки заинтриговал ты меня. И хотя я неопытная в таких делах, но опять же чувствую: ты что-то скрываешь. А если скрываешь, значит, посторонние об этом знать не должны. Я права?

– Абсолютно! – с жаром ответил Иван. – Поэтому за то, что ты такая умница, мне хочется тебя поцеловать. Можно?

– Ваня, а не многого ты хочешь? Если я с каждым желающим буду целоваться, что от меня останется?

– С каждым не надо.

– По-твоему получается так: с каждым не надо, а тебя надо пожалеть. Пожалеть, что комиссовался? Примитивная психология. И такую психологию я не воспринимаю. – Мария усмехнулась: – Тебя ведь наверняка девушка дома ждёт, а ты даже в поезде пытаешься закадрить проводницу. А что было бы, если ты на танцах сейчас был? Эх, солдатик из авиации.

– Маш, ты зря на меня наехала. Тебе я, кажется, уже говорил, что женат и у меня дома любимая жена. Беременная.

– Женат? Ничего ты мне об этом не говорил. Значит, ты к беременной жене торопишься? Молодец. Обычно парни скрывают в таких ситуациях, что они женаты, а ты… Ещё раз тебе скажу: мо-ло-дец! В таком случае я меняю о тебе своё первое мнение, а оно было, как о всех ловеласах. – Она вдруг придвинулась к Ивану и обняла его. Он увидел блеск в её зелёных глазах…

Они целовались, прижавшись друг к другу. Иван весь пылал и готов хоть сидя, хоть стоя заняться любовью, но чувствовал: девушка не готова к более серьёзным действиям. Да он от одних поцелуев получал наслаждение, в это же время упиваясь ароматом её здорового тела; пьянел от её пружинистых грудок, от прикосновений к тёплой талии и упругим бёдрам.

Они долго истязали себя поцелуями, как бы соревнуясь, кто первый спасует. Тренированнее оказался Иван. Почувствовав, что губы Марии обмякли, и она пытается освободиться из любовного «плена», он убрал свои руки с её талии, оторвался от её губ и, отойдя на полшага, выдохнул из себя:

– Всё, больше не могу. – Он восторженно посмотрел на её светящееся лицо, на изумрудного цвета глаза. – Маша, ты очень сладкая, слаще самого лучшего мёда. Спасибо, что спасла от депрессии измученного солдата.

Она провела языком по своим распухшим губам, укоризненно качнула головой и, попытавшись усмехнуться, сказала:

– Я что-то не почувствовала, что ты измученный. – И, оттопырив нижнюю губу, шутливо хныкнула: – Губы ты мне испортил, ох, испортил. Ты сколько служил в Армии?

Он состроил скорбную мину:

– Почти пять месяцев.

– И за пять месяцев ты измучился? Ох, была бы я твоим командиром, целыми днями заставляла бы тебя хвосты самолётам крутить. Ведь солдаты в авиации, говорят, только и делают, что хвосты самолётам крутят.

Иван засмеялся:

– Машенька, солдаты не самолётам, а быкам или коровам хвосты крутят, – это те, кто на ферме служит.

Она сделала удивлённое лицо:

– А в Армии что, даже фермы есть?

– Есть и фермы с коровами, с быками, есть и поросячьи фермы. В Армии чего только нет.

– А ты чем занимался в своей авиации?

– Авиация – это не моя стихия. До Армии я каменщиком был, между делом строительный техникум закончил, поступил в строительный институт. Да, ещё целых девять лет боксом занимался. Между прочим, – улыбнулся Иван, – ты целовалась с серебряным призёром чемпионата СССР по боксу. Если бы не экзамены в техникуме, потом в институт, чемпионом бы Союза стал. Вот так, зеленоглазая русалка.

– А я сразу обратила внимание, что есть в тебе что-то такое, спортивное. В моём родном Коврове я тоже была знакома с одним боксёром, он в нашей школе учился. Но он всего лишь чемпионом нашего города был, а ты… В общем, я прощаю тебе, что измял мои губы. А сейчас, Ваня, спать.

Он изумлённо посмотрел на неё. Она рассмеялась:

– Ты о чём, интересно, подумал?

– Да так, – растерянно ответил он.

– Предупреждаю: о чём ты подумал, об этом забудь. И даже в мыслях не держи. Договорились?

– Хорошо. – Иван вдруг хитро заулыбался. – Машенька, так как мы с тобой, оказывается, соседи, то за это ещё поцелуй полагается.

– Нет, Ваня. Мои губы теперь, наверное, неделю будут болеть. Такой экзекуции они ещё не получали. – Осторожно потрогала пальчиком нижнюю губу: – Не привыкли мои губки к таким продолжительным поцелуям.

– Машенька, ну, хотя бы в щёчку разреши тебя поцеловать. Разочек.