Любава Малышева - Подальше от мужчин. Радфем-коммуна «Пчёлы»

Ира проснулась от страшного крика и звона разбивающейся посуды. Матрас Ди был пуст. Марианна, спасительная переводчица, тоже исчезла. Ира вскочила и посмотрела в коляску. Александера в коляске не было. Ира почувствовала, что ее охватывает паника. Она бросилась искать ребенка. Поиски были недолгими – почти сразу, в коридоре, она налетела на Марьяну, которая качала на руках малыша.

– Не бойся, – сказала Марьяна. – Все хорошо, это чисто политический скандал.

– Политический? – спросила Ира и взяла ребенка.

– Да, понимаешь, кое-что случилось. К нам в коммуну, в наш дом, приходил Лиам.

– Лиам?

– Это трансвестит, мужчина в женской одежде.

– Но ты вчера говорила, что мужчинам запрещается…

– Да, всё так. Ида-Иден нарушил правила. Поэтому все ругаются. Хочешь посмотреть? Давай, это весело. Ребенок спит, cходим на минуточку.

– Но вдруг он упадёт?

– А мы не будем класть его в кроватку. Мы передвинем матрас и он будет словно в манеже, смотри, это совершенно безопасно. А через минутку ты вернёшься. Ну или я вернусь, если тебе будет интересно посмотреть на наше шоу. Будем меняться.

Марьяна и Ира спустились на первый этаж.

В гостиной происходило следующее. Ида-Иден и Мона дрались, кричали и бросали друг в друга тарелки. Марьяна начала переводить:

– Ты предатель! – кричала Мона. – С самого первого дня, с тех пор, как ты переехал в этот дом, ты делаешь только гадости!

– На себя посмотри! – Кричал Ида-Иден.

– Работорговец! – Великолепная белая фарфоровая супница разбилась.

– Маньячка! – Синяя чашка Лейлы превратилась в осколки.

– Мачо! – Квадратная белая тарелка покинула этот мир.

– Это моя страна! Убирайся в Польшу! – Через всю комнату пролетела стопка чайных блюдец.

– Нет, вы только посмотрите на этого нациста. – От кувшина на стене осталось мокрое пятно.

В этот момент посуда закончилась. Прозрачные чашки, дизайнерские тарелки, супница, салатница, бокалы и даже большое блюдо для пиццы были превращены в осколки. На стенах остались выбоины.

Ида-Иден стоял около одного пустого посудного шкафа, Мона около второго. Остальные «Пчелы» спокойно сидели на диване и следили за летающими предметами, словно зрители Уимблдона.

Осколки разговаривали между собой:

– Люди совершенно безумные.

– Зачем они нас переколотили?

– Неужели всё?

– Есть ли жизнь после смерти?

– Что, если это только начало?

– Как я выгляжу?

Посудная битва закончилась. Все посмотрели на Иру и Марьяну.

– А где ребёнок? – спросила Мона по-польски.

– Наверху, – ответила Марьяна.

– Ты что, – возмущенно сказала Мона. – Это безответственность! Принеси ребёнка немедленно. У Моны не было своих детей и поэтому она была большим специалистом в вопросах воспитания. Марьяна отправилась наверх, а Ира осталась, чтобы наблюдать за развитием событий.

– Хочешь? – спросила Нил и протянула ей пластиковый стакан с сафтом из чёрной бузины.

Виновник конфликта, Лиам, сидел на крыльце и курил, обе ладони его были кое-как забинтованы. Окровавленное лицо, порванные полосатые женские колготки, разбитая коленка, растрёпанные волосы – вот что могли видеть соседи сквозь щелочку в жалюзи. Рядом с крыльцом, на земле, лежала спортивная сумка со сломанной молнией, из неё высовывались фиолетовое боа и розовая балетная пачка – почти такая же, в которую Лиам был одет сейчас. На асфальте лежали разбросанные вещи, по ним проезжали машины. Прохожие ничего не говорили и, замечая Лиама, ускоряли шаг.

Откуда появился этот странный персонаж? После того, как Ира оказалась в своей новой комнате, Ида-Иден решил всё-таки забежать на пару минут на ночное квир-танго. Хотя бы к закрытию клуба. В то же самое время к дверям клуба подъехало такси, из него на улицу выпал Лиам. Он узнал Иду-Идена и, сидя на земле, попросил заплатить за такси, а после этого рассказал, что был избит другом, что он не может идти и что ему негде теперь жить. Лиам отказывался звонить в полицию, «Активист» закрывался, остальные квир-танцоры быстро разбежались по домам.

Вздохнув, Ида-Иден помог Лиаму подняться, взял его сумку и вместе они добрели до «Пчёл». В коридоре было пусто, все «Пчёлы» закрылись в своих комнатах, Ди почему-то не было, еще одна соседка по комнате Иды-Идена, индианка Сири, спала. Посоветоваться было совершенно не с кем. Поэтому Ида-Иден устроил Лиама на ночь в гостиной и пошел спать.

Утром Лиама обнаружила Мона. На самом деле у Лиама была очень плохая репутация. Когда он был юн, он наделал много ошибок, которые местные газеты не оставили без внимания. Даже после каминг-аута и десятилетнего пребывания в женском образе, даже после участия во многих социальных проектах, Лиам был вынужден оправдываться, хотя давно не ощущал никакой связи с той личностью, которая проживала в его теле в юности. Он знал отношения «Пчёл» к мужчинам, поэтому утром он не особенно удивился, когда Мона буквально вышвырнула его из дома и начала громко кричать по-польски и по-норвежски, созывая собрание. Лиам сидел на высоком крыльце и курил, слушал перебранку, слушал бой церковных часов, смотрел на людей, бредущих мимо по улице и думал, удастся ли докурить сигарету или дождь докурит ее быстрее.