– Может быть, я представляю, что это твой подарок?
Безнадежно, ты непробиваем. Конечно, розы куплены мной и предназначены подруге. Ты никогда не даришь мне ничего, только себя и свою взлохмаченную душу. Хотя однажды ты подарил мне встречу со своим сыном.
Теплый полумрак моей комнаты – единственное наше убежище. И когда в нем появился этот мальчик, такой доверчивый, с открытым, сияющим добротой лицом – не твоим, нет, – я обомлела. Я смутилась перед этими глазами, как перед страшным судом. Но это не ты, а он успокоил меня так просто и естественно, приняв в мир своих симпатий. Он улыбнулся, просияв своими глазами, и мне стало легко-легко. Захотелось обнять его и расцеловать от ушей до самой маковки.
Ты расслабленно откинулся на спинку дивана, спокойный и уверенный в себе, как большой гривастый лев. А твой малыш занялся игрой с моими безделушками. Я потчую вас чаем со сладостями, которые сумела приготовить, смотрю на вас растерянно и спрашиваю тебя:
– Тебе хорошо? – А сама думаю: «А мне хорошо?»
И когда однажды на общежитейской кухне я случайно встречаю твоего сына, который, так и сияя глазами, бросается ко мне, я в растерянности чуть не роняю кастрюлю.
Ах, мама с папой пришли в гости к соседям по коридору! Я ничего с собой не могу сделать. Я ворую твоего сына, тащу его к себе и пичкаю чем попало. А потом, чуть не плача, провожаю его до соседей. В этот момент я ревную его к матери. Да простит меня Бог!
Уютно ли тебе в твоем мире? Настанет день, когда ты уйдешь совсем, даже не попрощавшись и не поставив точку. Боль придет потом, гораздо позже, когда я осознаю потерю. Боль придет и останется со мной на всю жизнь.
Я слушаю дождь и вижу капли, стекающие по твоему лицу. Тебя больше никогда не будет… Но со мной остались твои крылья.
А я знаю, какая она будет! Вот в самые первые дни какая. Я ее очень ясно вижу. Говорят, младенцы в это время еще полуфабрикаты и друг на друга похожи, но это для посторонних. Я ее все равно отличаю. Одно смущает, почему черноволосенькая? Тут мне бы хотелось чуть исправить, чтоб в тебя…
И постарше вижу, месяцев в семь-восемь. Чтоб тельце уже упругое, чтоб глазки большие, светлые, а мордашка веселая-веселая и, конечно, счастливая.
Я еще и не такую ее вижу. Всякую вижу. Почти каждую ночь. Во сне. Вот уже больше года.
В дверь постучали… Соседка позвала помочь малышку искупать. У нее почти такая же – мячик упругий, плещется, из рук выворачивается, хохочет. Надюшкой звать. Надя, Надежда… А мне как назвать? Вера? Верить не дано, надеяться не на что, значит, Любовь? Люба, Любушка, Любава…
А больничная палата мне не снится. Я ее и так помню. Раньше всех пришла и один на один с ней на пороге встала. Интерьер в стиле «а ля модерн больничный». Шесть скучных коек и один топчан на «сверхнормовую» единицу.
Подумалось: «Ну что ж, коль пришла – за дело! С видом на море здесь не предложат, а к стенке прислониться стоит – будет чем мозги остудить, да и соседи только с одной стороны придутся». Достала постельное белье, свое, домашнее. В поликлинике предупредили: «Потоком идете, прачечная не успевает, так что позаботьтесь о себе сами!»
Откинула теплое мохнатое одеяло – ишь, какие сейчас дают! – и замерла, матрас весь в темных пятнах. Что смущает? Сколько предысторий у каждого пятна! Может, и твое здесь завтра будет?
– Вы ощущаете свою беременность?
«Конечно, ясноокая медсестра, незыблемая, как больничная тумбочка. Яростно ощущаю. И живот своей жизнью уже полнится, токсикоз налицо, который (надо же) может доставить удовольствие, если есть перед кем покапризничать», – Вы замужем? Безо всякой заминки:
– Нет!
Медсестра все же пишет «замужняя». Зачем? Разве этот вопрос может смутить женщину, когда ей за тридцать?
Теперь лечь, расслабиться. Взгляд в окно. Там белесое студеное небо, зажатое в квадрат рамы.
Мы с тобой строим дом на минном поле. Знать бы, какой шаг может оказаться последним? Знать бы, какая травинка обманет?
Ты идешь ко мне, порой улыбаясь, порой спотыкаясь, и я вздрагиваю каждый раз от прикосновений рук… Но поле молчит пока…
И хотя каждый кирпичик, сложенный нами, может разрядиться взрывом, дом растет, обнимаемый твоими руками.
Я выхожу на порог. Солнце уверенно светит. Вокруг так хорошо и спокойно, цветут цветы. А я думаю, что же вызовет беду: твои безмятежно-громкие слова, мой счастливый смех или первые шаги нашего ребенка?… Скрип двери. Еще одна представительница «поточной продукции». А у этой что? А у этой муж – пьяница, и, согласно научно-популярным лекциям – знания о том, что количество неполноценных детей от подобных вариантов катастрофически растет.
Читать дальше