Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество

– Тихон, ты мне как брат! Ты так же чувствуешь музыку, как я сам, черт бы меня побрал!

Они пели друг другу, наигрывая на рояле свои мелодии, и не хотели расставаться. Уже перед рассветом решили, что Нино останется ночевать. Он никак не мог успокоиться:

– Ты знаешь, – говорил он, – твой тесть в Голливуде был бы уже десять раз миллионером!

И всерьез уговаривал Секретаря Союза Композиторов СССР, лауреата многих государственных премий и кавалера Ордена Ленина и Золотой Звезды уехать в Америку.

Множество певцов, певиц, исполнителей прошло на моих глазах через этот дом. Слышу как-то звонок в дверь, иду открывать. От неожиданности ойкаю: на таких ослепительных женщин вблизи смотреть неприлично, глаза квадратом. А она смеется.

– В-в-вы к кому? – еле выговорил.

– К Тихону Николаевичу, он же здесь живет? – довольная произведенным эффектом отвечает красавица. Это же Сенчина, прихожу я в себя, певица из Ленинграда! Провожаю гостью в кабинет, отхожу от смущения и думаю: надо же быть такой сногсшибательной! Понятно, что композиторы пишут ей песни. Как хорошо быть генералом, однако…

Но то было время восхождения все же другой звезды, Аллы. Пугачеву видел близко и часто. Еще тогда, когда можно было с ней и на кухне посидеть, потолковать о ее песнях, стремительно набиравших популярность. Она внимательно слушала мои самоуверенные критические замечания. Не соглашалась, но моя смелость ей нравилась. Смеялась своим хрипловатым горловым голосом:

– Да, наверное, так. Но людям-то нравится? Как тут быть?

Звала на свои концерты в Лужниках. Я приходил, стоял за кулисами, видел, как она собиралась перед выходом, злая на кого-то из свиты, резко отметая полы цветного плаща, выходила под прожектора уже улыбаясь. Победительница, фея всех золушек на свете. Она играла, пела, крутила и вертела переполненным стадионом, как ей хотелось, наслаждалась сама собой и произведенным эффектом. Вот она сходит со сцены под гром оваций, заходит за кулисы, уже расслабляясь и выходя из образа, и подмигивает мне… Вечная звезда, актриса и женщина.

С кем в данный момент работает композитор, с тем он и дружит. Часто работа заканчивается, а дружба остается. Так получилось и с Верой Бокадорро, французской балериной, еще девчонкой приехавшей на стажировку в Большой. Она давно в Москве, не в последнюю очередь из – за Лиепы, от которого, говорят, у нее дочь. Вера уже не танцует, она балетмейстер и с успехом ставит на сцене Большого «Много шума из ничего».

Спектакль останется в репертуаре на много лет, будет идти больше сотни раз, и я не пропущу ни один. Это не моя прихоть. Композитор всегда на своем месте в директорской ложе. На концертах в консерватории, в театрах, где идут его пьесы. Я – рядом. Мне льстит, мне интересно, мне классно видеть крупным планом то, что не увидишь из зала. И автора и сцену. Журналист меня поймет. Сидеть в директорской ложе (она вдвинута справа в край сцены), значит здороваться с музыкантами в оркестровой яме, перемигиваться с танцорами, ловить их сегодняшнее настроение, зависящее от случайной ссоры за кулисами и даже от месячных у балерин. Со всем этим театральным народом я, кстати, общался и вне сцены, как преподаватель Университета марксизма-ленинизма при Большом театре…

Мы с Наташей любили ходить к Вере в гости в красивую квартиру около старого Дома кино на улице Герцена. У нее для гостей на столе всегда стояли какие – то вкусности из Франции. Вера познакомит ТНХ с французским классиком композитором Андре Жоливе, что оживит культурные обмены между нашими странами. ТНХ выступал в Париже, Жоливе прилетал в Москву на исполнение своих произведений. Ужинали всегда у нас. ТНХ из иностранных языков помнил только осколки немецкого, и было смешно, когда он поддакивал французу:

– Яволь, зер гутт!

Поздно ночью персональная машина ТНХ развозит иностранцев по гостиницам. Я – в сопровождении, вроде как по этикету.

Однажды Жоливе приедет в Москву с дочерью, попавшей вместе со своим женихом в автокатастрофу. У нее был сложный перелом обеих ног, в нескольких местах кости просто вышли наружу. Это была идея ТНХ устроить ее к знаменитому хирургу Гавриле Елизарову. Кристину приняли, конечно, как родную, и кости срослись как надо. Девушка вернулась домой как новая.

В Кургане же мы, кстати, побывали вместе с ТНХ чуть позже. Надо было перевезти прах его матери с местного кладбища (умершей там в эвакуации) в Москву. И тогда нас пригласили в клинику Елизарова. Мэтр показал нам девушку. Стройное, милое существо притопало к нам на своих двоих, улыбаясь. И тогда Елизаров включил экран. Это был фильм о ней. Ее привезли с отрезанными трамваем ногами, когда ничего уже сделать было нельзя.