Валерий Рогожин: Филфак. Записки скверного мальчишки

Затем был араб. Это был первый иностранец, с которым я более-менее близко познакомился. Это было еще в Стали и Сплавов. Его звали, кажется, Бумизрак. Мы убегали с ним с лекций по матанализу от Гольдберга и с аналитической химии от профессора Жванко. Мы шли в столовую, садились за столик, скрытый от дверей колоннадой и предавались разврату на полную катушку. Мы пили пиво в два бездонных горла и травили анекдоты. Анекдоты были самые разные и про евреев, и про арабов, и про русских, и про американцев, про Брежнева с Кеннеди, и про мужа из командировки. Это раздолье длилось бесконечно долго, пока лекция не заканчивалась и подошедшие студенты не уводили меня на семинары. Бумизрак обычно после возлияний шел к себе домой.

У него вечно при себе в комнате был дипломат битком набитый, кажется, шведскими журналами с порнухой и кассетами с новейшими записями. И далеко не все записи были с арабскими мелодиями. Но я как-то обычно не увлекался ни порнографической макулатурой, ни западными ритмами, поэтому ничего у него не брал.

Вечером на Пасху мы здоровенной подвыпившей компанией отправились в Донской Монастырь. Бумизрак шел посреди группы, возвышаясь на голову и выглядел весьма импозантно. На груди у него висел здоровенный крест. Был ли он христианином или правоверным, я так никогда и не понял из его бестолковых путанных объяснений. На лице у него всегда красовалась приятная восточная бородка. Мы остановились, собираясь в этом месте дожидаться крестного хода. Но вдруг богобоязненные старушки, долго переговаривавшиеся между собой, начали торопливо креститься на Бумизрака. Уж не знаю, что там им привиделось, но мы не дожидаясь прихода каких-нибудь распорядителей или вообще представителей милиции, ретировались в общагу.

Бумизрак смеялся и говорил, что бабушки его за самого Христа приняли! Не иначе, как был он неверующим. Потому так и смеялся. Но в целом был мужик добрый и не жадный. Когда я на воскреснике поранил топором руку, так, что кровища хлестала на метр с лишним, он лично остановил кровь какими-то тряпками, а потом увез меня со стройки в Дом Коммуны, так называлась общага Стали и Сплавов, намазал всю рану какими-то импортными мазями и у меня дней через десять даже шрамов не осталось. Когда уже после армии, я наводил справки о старых знакомых и узнал, что его выслали из Союза за антисоветскую деятельность, которая выразилась в распространении порнухи и чуждых нам идеологических мелодий (меня убила эта формулировка!), я очень долго огорчался.

Мысли крутятся вокруг иностранцев и память подбрасывает все новые и новые истории сходные с анекдотами про студентов из других стран. Как, например, где-то в Бауманском училище два наши балбеса начали поднимать китайских студентов в шесть утра слушать, как по радио играют гимн СССР. И все шло нормально, для студентов из КНР это было в порядке вещей, пока наши не решили, что хватит вставать ни свет, ни заря и собрались какой-то день манкировать прослушиванием, тем паче, что накануне они засиделись с друзьями за рюмкой чая и легли спать даже не поздно, а скорей слишком рано. Тогда уже китайцы разбудили наших неудавшихся идеологов и предложили прослушать главную мелодию страны.

Но все-таки мы говорим о пище. И тогда всплывает такой казус. Один хороший знакомый какой-то год въехал в общежитие раньше всех. Комнаты стояли пустые, люди еще только собирались ехать в Альма-матер, а он уже занял выделенное ему койко-место.

Накануне день был хлопотный, да и в это утро пришлось вставать пораньше, чтобы успеть получить у комендантши чайник, утюг и еще кой-какие части домашнего уюта. Днем же все успокоилось и устаканилось, хлопоты ушли в небытие и он решил устроить себе тихий час, вздремнув в пустой комнате часок-другой.

Проснулся он от какого-то бульканья и непонятной чужой гортанной речи. Он приподнял голову, озираясь, где, мол, это он и что он здесь делает. Комната стояла пустая, на одной кровати был матрас, а две оставшиеся светились непристойной наготой панцирных сеток. Пол комнаты был залит солнечным светом, но до него солнце не доставало. И это хорошо, а то могла бы разболеться голова. У окна в самом углу за столом сидели три негра. Перед ними стояла литровая бутылка подсолнечного масла. Перед каждым на тарелочке лежал кусочек черного хлеба и стояли три граненые стакана. Один из негров, видимо старший, разливал из бутылки по стаканам, как обычно у нас мужики разливают водку. Он закончил, взял стакан, что-то коротко произнес на своем гортанном наречии и они все втроем выпили. Была полная иллюзия, что три наши пьянчуги лупят водку где-то в подворотне.