Вадим Юрятин - Ничего общего. От космических пахарей

– Миша говнюк, конечно же, – подытожил Васо.

– Василис, не планировал он сюда на Рождество, – Нина отвернула голову к окну. – А потом… эта нелепость. Миша не смог сорваться с работы. В последнюю минуту. Сложно в Штатах, ты знаешь же.

– Петька вот смог.

Кроме Васо, все уже давно разъехались. Большой Васо никуда не уезжал из родного города, много пил и работал тоже много – когда не пил. В конце декабря Антон неизменно приезжал из Швейцарии сам и старался собрать по возможности всех разлетевшихся. Пять дней назад вернулся. И нелепость произошла.

– Не могу поверить. Самый жизнелюбивый из нас… – голос дрогнул. Опустила окно. Город приволок гудки автомобилей. Из проезжающей машины обдала музыка – «сколько же здесь попсы, во всем».

– Все еще кашляю. Все, блин, как раньше, – Петр закашлял неестественно громко – он боялся женских слез и эмоций в целом.

– Все как раньше. Без Антона только, – Васо проглотил все буквы «о». – Нина, а поехали на твою дачу? Запасные ключи все там же, у соседей, правильно? Там и напьемся. Не хочу никого видеть.

– Гениально это, – прозвучало без особого энтузиазма. – Сколько мы там уже не были? – Нина обернулась, улыбнулась Петру: – Перестань уже, задохнешься. Поехали, да? Вечером обратно в город.

Снег монотонно валил. Петр отвечал на бесконечные телефонные звонки коллег. Васо бурчал: «24 декабря короткий день, нет? Или немцам по фиг?», боролся с ослепляющим глаза заходящим солнцем, тихо ругался, что забыл очки, и много курил. А Нина уснула под знакомое с детства постоянное недовольство большого Васо. Открыла глаза – уже подъезжали к даче.

– Алебастровые горы. С желтизной, – Нина прищурилась на кипенный горный хребет. «Монумент, а не горы», – каждый раз подчеркивал Миша. И даже в ту первую их ночь – в самой незрелой юности, на самом удобном в мире диване – он вспомнил горы.

– Вот сегодня попрошу без алебастровых. Даже гор. Тем более блондинок, – Васо, тяжело дыша, парковался задним ходом. – Сегодня напьемся без твоих соплей по мужу Мишке и его былой любви на стороне к алебастровым. Усекла?

Нина ловко спрыгнула с высокого порога внедорожника – никаких пятидесяти лет.

– Окей. Но если Петр вспомнит все наши истории, будет весело, – Нина захлопнула за собой дверцу.

– Даже не думай, – Васо придержал Петра. – Не все истории, Петя. Я сказал, ты понял. Это в Германии своей ты шеф. Здесь я вас всех по-прежнему строю.

– Вах ме! Большой Васо дрейфит, с чего бы?

Петр бродил по дому в поисках стабильной сотовой связи – голос его звучал из самых неожиданных углов. Нина долго курила у окна в гостиной, выдыхая дым прямо на стекло. Густая белая струя расползалась в кружевной овал на долю секунд и оставляла поцелуй-испарину на стекле. За такие «целованные» стекла ее ругали мама, бабушка, а потом еще и Миша.

– Ну же, так и буду пить в одиночестве? – и Нина, и Петр точно знали, Васо обратился к каждому из них.

Нина посмотрела в его сторону. На пыльном столике выделялись темные следы от бутылок. Пустая бутылка виски, и еще одна – полупустая. И непочатая водки. Васо добивал очередной бокал виски, сидя на краю дивана. Диван, задетый временем серыми островками на изначальном горчичном, был полноценной частью этого дома. Огромный, он всегда стоял в центре гостиной, на нем всегда лежали книги и альбомы. Теперь на нем сидел Васо, не особо жалующий книги. И Васо было неудобно. Он ерзал, расставлял широко ноги – дать пространство животу, съезжал на край или, наоборот, вваливался глубже. Диван его явно не принимал. «А Мишу, помнится, сразу».

– На похоронах сына отсутствовать. Как тетя Аня смогла… Я понимаю, верующая она, но все же… – Нина перевела взгляд обратно на окно. – Антон любил жену. Я это знаю сейчас. Все эти его похождения на стороне. Это все ни о чем. Я тоже не понимала, зачем он на ней женился, этой никакой прыщавой. Когда вокруг… все за него цеплялись. Всю жизнь, – Нина хотела прикурить, но передумала. – Но недавно я поняла. Их отношения с женой, эти постоянные перебранки, они гармоничны были для них. Понимаете? Это – их масштаб и пространство. Куда мы лезли? Двадцать лет. Как же не пара?

– Не пара. Это факт, – включился Петр, выходя из глубины комнаты.

– И тетя Аня… Тоже не должна была, – прикурила-таки. – Отсюда и срыв в Швейцарию.

– Швейцария это не наказание, – Петр подошел к Нине, заправил ей за ухо упавшие на лицо волосы. Поцеловал в лоб. – Рыба ты наша.