Евгений Пекки - Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад

– Тогда руки друг другу подайте.

– Ну, что, мир? – протянул Филя руку Митяю.

Кровь из носа капать перестала, холод, видно, помог, а вот губы чуть припухли.

– Мир, – улыбнулся Митяй и тоже протянул руку.

– Ну, вот и славно, – захлопотал опять Егорка, – самое время винца попробовать, да и танцы начинать.

Парни гурьбой повалили в дом по высокой лестнице.

– Намёрзлись поди? – встретила их Комариха, – молодые люди, а не отведать ли нам винца?

Парни начали выстраиваться у левой стены. Девушки встали у стола, за которым сидела Комариха. Митяй понял, что здесь уже выработаны свои правила и ритуалы, которых нужно придерживаться. Он занял место в середине левой шеренги. На столе у Комарихи был небольшой, начищенный до зеркального блеска медный подносик с чеканным узором по краю, на котором стояла большая гранёная рюмка на фигурной ножке. Комариха брала квадратный штоф, в котором колыхалась тёмная жидкость, вспыхивая на гранях стекла рубином, и наливала из него рюмку почти до краёв, потом клала рядом фигурный пряничек.

Ближняя к столу девушка, взяв поднос двумя руками, несла его в центр комнаты, куда уже неспешно подходил парень. Они встречались на середине, после чего она с поклоном подавала ему рюмку, говоря: «Чихирь в уста вашей милости, на доброе здоровье».

Парень медленно выпивал рюмку, ставил на подносик, отламывал половину от пряника, после чего говорил: «Красота вашей чести. Спасибо, барышня, за угощение», – и тоже кланялся ей. В ответ она кланялась вновь: «На доброе вам здоровье», – и, повернувшись, возвращала поднос с рюмкой на стол, а оставшуюся половинку пряничка клала в рот.

Затем всё повторялось со следующей парой, и до тех пор, пока всех парней винцом не обнесут. Если же парней было больше, чем девчат, а разница могла составлять два-три человека, не более, поскольку Комариха регулировала процесс, оставшимся парням вино подносили вновь те, с кого начиналась церемония. Или кто-нибудь из девчат спешил к столу, чтобы самой поднести вино понравившемуся кавалеру.

Музыканты тем временем наигрывали что-то весёленькое: «Ехал на ярмарку ухарь-купец…» или «Коробейники». Им самим по чарке, конечно же, наливали в первую голову, без всяких церемоний.

Это преддверие к танцам было интересно само по себе. Митяю сначала казалось, что девушки подносят всем одинаково, а очерёдность – как уж получится. Потом заметил, что иные менялись местами, чтобы поднести угощение понравившемуся парню. Скоро дошла очередь и до него. Когда его сзади подтолкнули в спину, услышал шёпот: «Иди, давай, Митя, чего застыл…». Он, стараясь казаться бывалым, с независимым видом двинулся к центру комнаты. Молоденькая девушка, одетая в цветастый сарафан, уже несла подносик с высокой рюмкой. Руки её слегка дрожали, щеки от волнения покрылись пунцовым румянцем. Она шла мелкими шажками, не сводя глаз с рюмки, и чувствовалось, что она очень боится уронить её или расплескать. У Митяя захолонуло сердце. Он разглядел её изумрудно-зелёные глаза под чёрными, вразлёт, будто нарисованными бровями, толстую косу до пояса, с красным бантом на конце, и точёный носик с чуть подрагивающими ноздрями. С трудом понял, что она произнесла, протянув ему поднос с рюмкой. Его будто столбняк прошиб. Машинально взял рюмку и выпил. Не почувствовав вкуса, поставил её назад и не мог оторвать взгляд от лица девушки, совсем ещё, в сущности, девчонки. Она стояла, не поднимая глаз. С двух сторон на него зашикали.

– Отвечай. Пряник возьми.

Тогда только он очнулся.

– Да ответь ты ей, – подсказывали чуть ли не в полный голос.

– Красота вашей чести, барышня. Спасибо за угощение, – вспомнил он, наконец, как отвечали другие.

Девушка вспыхнула всем лицом. Митяй увидел сверкнувшие глаза, наполненные слезами, и услышал дрожащий, нежный голосок:

– На доброе здоровье, Дмитрий Петрович, – после чего она поспешила отойти к столу, чтобы ритуал могла повторить следующая пара.

Митяй вернулся на своё место и, садясь на скамью, спросил у сидящего рядом парня в жёлтой косоворотке:

– Это что за девчонка мне вино подносила?

– Чуркина Марютка, подруга моей сестры. Да она в первый раз здесь.

– Что ж так?

– Ей недавно шестнадцать стукнуло. У них дома трое, все девки, а она старшая. Так что, всё хозяйство, почитай, на ней. Не до вечёрок было. А сейчас сёстры подросли, можно и одних оставить.

Между тем начинались танцы. Музыканты приготовились. Было их всего-то двое: инвалид Семёныч – гармонист, а Егорка – балалаечник.