Алексей Митрофанов: Невский проспект. Прогулки по Санкт-Петербургу

– Ну, слава Богу, – вздохнул житель. – А то я решил, что я с ума сошел.

То было первое по высоте наводнение за всю историю Санкт-Петербурга. А. С. Грибоедов писал: «Все по сю сторону Фонтанки до Литейной и Владимирской было наводнено. Невский проспект превращен был в бурный пролив; все запасы в подвалах погибли; из нижних магазинов выписные изделия быстро поплыли к Аничкову мосту; набережные различных каналов исчезали, и все каналы соединились в одно».

Когда же вода спала, все довольно быстро привели в порядок. Невский проспект – коммерческий проспект, умей вертеться.

* * *

К тридцатым годам позапрошлого столетия Невский проспект стал больше, чем проспект. Блистательный, модный, роскошный, он сделался символом питерской «дольче вита». Гоголь написал целую повесть под названием «Невский проспект»: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта… Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург… Всемогущий Невский проспект! Единственное развлечение бедного на гулянье Петербурга! Как чисто подметены его тротуары, и, боже, сколько ног оставило на нем следы свои! И неуклюжий грязный сапог отставного солдата, под тяжестью которого, кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, легкий, как дым, башмачок молоденькой дамы, оборачивающей свою головку к блестящим окнам магазина, как подсолнечник к солнцу, и гремящая сабля исполненного надежд прапорщика, проводящая по нем резкую царапину, – все вымещает на нем могущество силы или могущество слабости. Какая быстрая совершается на нем фантасмагория в течение одного только дня! Сколько вытерпит он перемен в течение одних суток!»

Пушкин писал в «Евгении Онегине»:

Естественно, «бульвар» – это не что-нибудь, а именно Невский проспект. В то время он засажен был деревьями не только по краям, но и по центру – первоначальные мертвые палки, по всей вероятности, заменили на что-то приличное.

Невский проспект, между тем, получил очередную обнову. Его выложили прогрессивной и стильной по тем временам мостовой – этакими шестигранными деревянными шашечками, более напоминающими не покрытие для тротуара, а домашний паркет. Дорога смотрелась красиво, к тому же имела практический плюс: «Все дома на Невском проспекте избавились от беспрестанного дрожания, которое повреждало их прочность. Жители успокоились от стуку, лошади ощутили новые силы и, не разбивая ног, возят теперь рысью большие телеги. Экипажи сохраняются, а здоровье людей, особливо нежного пола, получило новый быт от приятной езды».

Правда, для того чтоб новшество не пострадало, петербуржцам запретили здесь курить. Но эта неприятность была перенесена со стойкостью истинных северян. Невский проспект оставался местом беззаботных гуляний, легкого флирта и остроумных экспромтов.

Однажды, например, Иван Андреевич Крылов, вылечив рожу на ноге, вышел на Невский прогуляться.

– А что, рожа прошла? – спросил его некий знакомец, проезжавший в карете (притом не замедлив движения).

– Проехала, – ответил баснописец.

Этот сюжет был очень даже в стиле Невского проспекта.

В другой же раз сюда явился в офицерской форме известный светский щёголь К. Булгаков. Правда, форма у него была карикатурная – полы сюртука касались поверхности земли. Но недолго он фланировал, потешая до коликов праздную публику. Вскоре на его пути случился великий князь Михаил Павлович.

– Что это за юбка на тебе, Булгаков? – воскликнул он. – На гауптвахту, на гауптвахту, голубчик! Я шутить не люблю.

– Ваше высочество, – ответствовал Булгаков, – я одет как нельзя более по форме и наказания, ей Богу, не заслуживаю. Я одет согласно приказу по гвардейскому корпусу. И вот доказательство.

С этими словами господин Булгаков вытащил приказ, составленный как раз самим Михаилом Павловичем, где, без учета роста офицеров, регламентировалась длина сюртука. Все офицеры и портные поняли, конечно же, что здесь ошибка, и шили себе форму соразмерно росту. И лишь низенький Булгаков пошил сюртук согласно предписанию.