– Не поймают! – крикнула сестра. – Эх, уйдёт!
– Эге-гей! – завопила я, азартно размахивая над головой полотенцем. – Поднажмите! Вот же, вот она!!!
Рыбина, словно услышав наши вопли, высунула из воды голову и как-то криво оскалилась – а вот фигушки вам! В это время отец догадался схватить её за жабры и рванул к себе. Борис пытался удержать ускользающий хвост, в панике беспрерывно бьющий по воде. И всё это они умудрялись проделывать, оставаясь на плаву…
Уставшие, наглотавшиеся солёной воды, «рыбаки» подтащили гигантскую рыбину к берегу и, выкинув её на сушу, рухнули рядом. Мы подбежали ближе.
– Ничего себе… – изумленно пробормотала сестра.
На песке валялось морское чудище не меньше метра длиной. И выдернутое из привычной стихии, всё-таки не оставляло надежды в неё вернуться. Изогнувшись в отчаянном броске, оно пару раз ударило хвостом по песку, и я отпрыгнула в сторону. Мне показалось? Или рыба вправду тяжело вздохнула… Какое-то неясное в своей неловкости чувство шелохнулось где-то глубоко внутри и грустно затихло. Я взглянула на отца: «А сейчас мы его отпустим, да?», но тому было явно не до сантиментов.
– Осётр! – гордо сказал отец. – Вот это шашлычок мы из него сварганим!
…Любите ли вы Каспий? Любите ли вы Каспий так, как люблю его я? Когда море и, правда, напоминает тёплый суп в тарелке – ни суетливой ряби, ни зыбкого шалого гребня, только удравшие к берегу нечаянные мелкие волны, как если бы кто-то гладил против шерсти огромного неведомого зверя, слегка нарушают его невозмутимую поверхность. Если заплыть подальше и лечь на спину, можно даже не двигаться: море будет держать тебя в своих ладонях и только ухать и шевелиться под тобой всей живой громадой. А потом, обсыпанной бусинами горьковатой воды, нужно пронестись по раскалённому берегу и плюхнуться в его горячее нутро, в мельчайшую ракушечно-песочную взвесь, которая облепляет словно второй кожей всё тело. Оно мгновенно высыхает под палящим солнцем (42 градуса в тени!), и песчинки струйками стекают с ног, приятно щекоча.
Если очень повезёт, в ясный прозрачный день, встав спиной к морю, можно увидеть, как высоко в воздухе повисает едва различимая, потерянная, наверное, сказочным великаном белая панамка. Сестра утверждала, что это вершина Эльбруса. Правда, великан быстро спохватывался, подбирал свою шляпу, и она исчезала. Воздух тяжёл и густ, он маревом висит над раскалённой землей, и, возвращаясь домой, мы двигаемся сквозь него, ощущая тугие волны дыхания пустыни. И невесть откуда взявшийся ветер, смешавший в себе запахи свежей рыбы, давленого винограда, водорослей и ещё чего-то необъяснимого, но такого вкусного, что хочется брать его горстями и запихивать в рот, внезапно бросает песок прямо в лицо. И пока ты протираешь глаза, вдруг так же внезапно исчезает, прошмыгнув куда-то в сторону Набрани.
Каждое лето отец привозил нас с сестрой к деду в рыбацкий поселок на берегу Каспийского моря. В 33-м году его семья бежала с Кубани на юг от страшного голода. Отец не любил рассказывать об этом исходе, знаю только, что обессилевшего его брата Борьку дед приказал бросить на дороге, а бабушка посадила на закорки да так вот и несла. Дед был жёсткий до жестокости. У отца моего, воевавшего, раненого не раз офицера-орденоносца, служившего в секретных военных частях, похоже, сохранился на всю жизнь этот безотчетный детский страх: он разъел его нутро так, что и в зрелом возрасте рана не заживала и саднила. Решение деда, его слово не обсуждалось.
Дед откровенно не любил и даже побаивался только одного человека. Мою маму. И было за что. Здесь случилось всё ровно по поговорке: нашла коса на камень. Мать отвечала деду взаимностью и редко навещала свёкра. Приехав же, устанавливала на время нашего отдыха свои порядки и только улыбалась, когда дед шипел, думая, что она его не слышит: «Ишь, генеральша…» Не мог забыть, как с сыновьями выскакивал из окна женского общежития рыбсовхоза. Как-то раз мама приехала чуть позже нас. Путем беглого, но пристрастного опроса бабушки на предмет того, почему дорогой супруг не встречает, узнала, где её муж с братом и отцом решили провести время. И наведалась туда, бросив чемодан у калитки. Нежданно-негаданно, нужно сказать. О подробностях, однако, история умалчивает.
Мои отношения с отцом были очень сложными. Мне всегда казалось, что он меня… не любит, наверное. Вот к сестре, спокойной покладистой белокурой девочке, он явно испытывал тёплые чувства, и это было всегда заметно. А я… смуглый лохматый неслух, вечно всем перечивший и стремившийся к абсолютной самостоятельности. Покорности и послушания никакого! Кому же это понравится.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу