Ана Мелия - Стучитесь, открыто. Как я боролась с раком, потеряла надежду и нашла себя

Когда трудный путь оставался позади, я видела, что справилась, осталась жива – и рука тянулась к спасительному свечению. И вдруг проваливалась в светящееся пятно. Оптический обман. Жалкая иллюзия, плод моего воображения… и не свет вовсе, а старая металлическая крышка, поблескивающая на солнце. До нее можно было дотронуться – да, обычная, заржавевшая, никому не нужная крышка. К которой я столько шла. Которая меня и спасла.

Надежда… Я старалась верить, что эта история окажется стечением каких-то абсурдных обстоятельств. Придут результаты биопсии, я буду плакать и хохотать, до конца жизни вспоминая, как лихо разыграла меня судьба. Буду жить дальше. Как прежде – на полную катушку. Любить детей, целовать мужа, ещё сильнее ценить мгновения счастливой жизни.

Договорившись забрать результаты биопсии прямо перед отъездом, я всё ещё надеялась в последний момент отменить поездку в Петербург и улететь на море.

Я всё-таки поеду на море. Спустя пару месяцев, налегке. Без волос, без сомнений в серьезном диагнозе. И без надежды выпутаться из этой истории по-быстрому.

Поезд в Петербург отходил через пару дней. Были собраны вещи, подняты на уши все знакомые, которые так или иначе сталкивались с онкологией, выслушаны десятки мнений. Рекомендации были настолько разными по сути и содержанию, что мне казалось, будто моя голова стала походить на голову Страшилы Мудрого, набитую иголками и шпильками.

Больше всего я боялась ошибиться в постановке диагноза – начиталась историй, в которых из-за неправильной диагностики все дальнейшее лечение складывалось неверно. Близкие друзья, которые поддерживали меня и переживали, посоветовали сходить к Петру Львовичу.

Петр Львович, с их слов, был непризнанным гением, антагонистом современной классической медицины. Убежденным сторонником теории заговора крупнейших фармацевтических компаний против человечества. Говорили, он настолько близко подобрался к разгадке, к возможности лечить любую болезнь на уровне биополя, что стал представлять реальную угрозу для лидеров рынка – и был изгнан из научного сообщества.

И вот теперь, в небольшом кабинете, арендуемом на городском стадионе, он вместе с супругой вел консультации и лечил. Спасал, ставил людей на ноги, вытаскивал с того света – тут мнения расходились в зависимости от количества купленных услуг. Прием стоил дорого – пожалуй, ни один врач в небольшом российском городе не брал столько за разовую консультацию.

Я постучалась в кабинет. Дверь открыл немолодой щуплый мужчина с зорким и цепким взглядом. Он уже знал из телефонного разговора, какой серьезный диагноз мне ставят, и согласился на быструю встречу. Заполнив анкету, собрав первоначальные данные, он приступил к главному – выяснять, каким образом мое биополе дало брешь.

Я села на простой стул перед стареньким компьютером, к которому присоединялась камера, похожая на обычную веб-камеру. Петр Львович, заметив мой недоверчивый взгляд, гордо сообщил, что его оборудование стоит не один миллион долларов.

Я села и поняла, что быстро мы не закончим. «Современное дорогостоящее оборудование» работало крайне медленно. Стеклянный глаз камеры словно пытался заглянуть мне прямо в душу (а путь туда, как известно, неблизкий) и вытащить на поверхность все сокровенные тайны. Даже не мои – а моего биополя.

Происходило это так: на экране появлялась картинка, похожая на детскую игру, состоящая из белых точек. Далее по этим бесконечным рядам точек ездил указатель и окрашивал их в разные цвета. Зеленый – признак здоровья и целостности клеток. Черный – плохо дело, дыры в карме, но Петр Львович, конечно, придет на помощь и всё залатает.

Сканирование клеток продолжалось несколько часов – Петр Львович ориентировал на четыре-пять, но уже на втором часу я тихонько завыла и попросила не сканировать хотя бы ноги.

Стеклянный глаз сверлил меня строгим взором и упорно красил клеточки только зеленым. Он окрасил зеленым всю голову, плечи и руки, живот, все внутренние органы. Но что самое интересное – и мою грудь. Тут Петр Львович не выдержал, прервал сеанс и попросил меня раздеться, чтобы своими собственными глазами увидеть, есть ли проблемы или я сама себе их придумала.

Я разделась, и вид моей покрасневшей, отекшей груди говорил сам за себя. Петр Львович сконфуженно хмыкнул и усадил исследовать грудь по второму кругу.