Алексей Богомолов - Маленький человек в эпоху перемен. Рассказы

В группе нас было человек двадцать. На втором этаже, в большом просторном зале, где были расставлены маленькие столики на четверых и стульчики, мы кушали. Там же был расстелен огромный оранжевый палас, на котором мы играли в ненастную погоду и после ужина. По периметру игровой зоны, вдоль стен, стояли деревянные лавочки, а в углу складировались крупногабаритные игрушки: фанерные разноцветные кубики с облупившейся и вытершейся на гранях краской, красный, уже поломанный педальный конь, темно-синяя металлическая машина, желто-зеленый пластмассовый самосвал, ну и всякие пирамидки, чиполлины и буратины с частично оторванными конечностями. К обеденному залу примыкала спальня с металлическими кроватками, часть из которых была установлена вдоль стен, а остальные восемь- сдвоенно по центру. На одной из них положили и меня. Через проход стояла кроватка Жанны, а за ней- большое окно, выходящее во двор. Жанна мне не нравилась. У нее в носу были вечные зеленые козявки, и она их с нескрываемым удовольствием ела.

Днем нами занимались, поочередно работавшие воспитательницы- Лидия Васильевна и Алевтина Петровна. Лидию Васильевну мы любили больше. Она была веселая и много с нами играла. Алевтина Петровна тоже была хорошая, но более строгая. Еще у нас была ночная нянечка Дарья Семеновна. Ее мы боялись. Если дневные воспитательницы, молодые женщины, ходили всегда в белых блузках, темных юбках и туфельках на каблучке, то нянечка была уже средних лет и носила всегда в один и тот же грязно-белый халат, на ногах- серые шерстяные носки и разбитые темно-бордовые тапочки. Волосы она убирала под некое подобие платка из марли.

Каждое утро начиналось с того, что Дарья Семеновна, предварительно смочив для утяжеления и сплетя в жгут вафельное полотенце, приходилась между рядами и лупила нас по ногам своим кнутом, приговаривая: «Подъем, …подъем…". Мы должны были встать, заправить, как могли, свою постель и пойти в умывальную комнату. Там стояло два маленьких унитазика и штук пять ночных эмалированных горшков. Мы как-то не стеснялись друг друга и мальчики с девочками делали свои дела по соседству. Потом умывались и шлепали одеваться. Одежда была сложена в зале на стульчиках, выстроенных на ночное время вдоль стены. Первым делом я надевал специальный пояс от которого вниз шли две застёжки на резинке, потом коричневые чулки, которые сверху крепились к поясу, следом-шорты, а в конце-рубашку, которую надо было застегнуть на все пуговицы и аккуратно заправить в штаны. Тем временем Дарья Семеновна окончательно приводила в порядок наши постели и проверяла, везде ли сухо. Если же было обнаружено, что кто-то из воспитанников вел себя ночью недостойно и позволил себе напрудонить на простыни, то о происшествии сообщалось воспитателям, а мокрое уносилось в стирку. Часто дети сами замечали, что у их соседа или соседки не все в порядке и бежали наперегонки к воспитателям или нянечке и кричали: «Лидия Васильевна, Лидия Васильевна, а Таня описалась!!!». Не сказать, что детям хотелось чьей-то крови или наказания виновного, скорее им требовалось показать свою лояльность перед старшими, утвердиться в своей непогрешимости. Одевшись, мы строились в ряды и шеренги и под музыку и команды воспитателя делали зарядку. Пока нас занимали гимнастическими упражнениями, работники кухни приносили с первого этажа большую алюминиевую кастрюлю с кашей, чайник с горячим напитком, поднос с уже нарезанным хлебом и сервировали наши столики столовыми приборами. Мы рассаживались и начинали есть. Именно в детском саду я узнал о том, что молочные пенки похожи на сопли и вид их может вызывать рвотный рефлекс. Больше всех пенки не любила Жанна и за столом она внимательно смотрела за тем, кто как к ним относится. Я же пенки любил и еще мне очень нравилось соскребать ложкой со дна молочной кастрюли то, что слегка прикипело. Но это было дома, а здесь надо было конспирироваться и делать то, что нравится незаметно и не привлекая внимания. Покончив с завтраком дети спускались на первый этаж в раздевалку. Я открывал свой ящик с вишенками и начинал одеваться. Поверх штанишек и чулок натягивал теплые темно-синие байковые рейтузы с резинками внизу. Сверху- шерстяной свитер. На ноги- теплые носки и ботинки. Потом был шарф, порядком поеденная молью и блестящая голой кожей на обшлагах рукавов кроличья шуба и шапка. Естественно, что со всеми этими премудростями справиться самостоятельно мы не могли и нам помогала воспитательница. Она следила за тем, чтобы мы были хорошо укутаны, доставала у меня из под шубы шарф и завязывала его сверху, под воротник, узлом назад. И, конечно, она никак не могла проконтролировать, одел ли я теплые носки и не завалился ли свитер куда-нибудь в угол ящика. Поэтому я, бывало, гулял по-осени в резиновых сапожках на босу ногу, или, забыв одеть свитер, дрожал от холода, боясь признаться воспитательнице в своей рассеянности. Двор, где мы гуляли, был отгорожен от внешнего мира с одной стороны глухой кирпичной стеной находящегося по соседству здания отделения милиции, с другой стороны располагался, собственно, детский сад, а остальную часть перекрывало производственное здание с выходящими в нашу сторону окнами. Мальчики нашей группы часто стояли у окон цеха и громко канючили: «Дядя, дайте, пожалуйста, подшипник… Дядя, дайте, пожалуйста, подшипник… Дядя, дайте, пожалуйста, подшипник…» Иногда везло, открывалась форточка и Дядя кидал нам маленький подарок. Он был очень гладкий и блестящий и так здорово было крутить его на пальце! Но, чаще, воспитатели отгоняли нас от цеха и занимали играми, хороводами и другими развлечениями. Однажды зимой чьи-то родители, а может и кто другой вылепили нам из снега множество фигур, горку, крепость. И все это было раскрашено в самые разные цвета. Получился просто волшебный двор, а мы в нем были маленькими гномами.