Ему не везло, и на большаках продуманных, заранее спланированных акций, и в лазейках спонтанных импровизаций – всегда и всюду его ждал решительный отпор.
Впрочем, это не было для него неожиданностью. Все, то же самое происходило и во дворе, и в школе.
Надо признаться, Женя Ленский очень отличался от сверстников. Он не гонял мяч или шайбу на стадионах, не совершал набеги на близлежащие сады, не покуривал тайком ворованные у отца сигареты. Какая-то особая отметка, печать необычности, несхожести с остальными, лежала на нем синдромом белой вороны, наделяя всеми качествами, присущими его обладателям.
C самого раннего детства Женя был прочно взят под опеку бабушки, всему на свете предпочитающей классическую музыку и литературу, тоже, по большей части, относящуюся к этой категории. В полном соответствии с ее предпочтениями, семилетний Женя занимался в музыкальной школе, посещал частные занятия, а в свободное от школы и музыки время собирал почтовые марки, которые покупал или выменивал вместе с той же бабушкой, считающей своим долгом сопровождать внука везде, где это только возможно.
Музыка, книги и тихие занятия сделали из него смирного, домашнего мальчика, с гораздо большей охотой проводящего время за расстановкой марок в альбомах, чем гоняющим мяч или колесящим на велосипеде.
Первым тревогу забил отец. В минуты невольной праздности выходного, каким-то чудом сохранившего в монохромности будней свой красный цвет, с удивлением рассматривал он вытянувшегося и окрепшего мальчугана, встретившегося ему в коридоре.
– Женька! Сынок! – только и смог произнести он, прижимая к себе сына.
Весь вечер отец провел в раздумьях, и на следующий день вынес свой вердикт.
– Мальчику надо больше бывать на воздухе! – заявил он, обращаясь главным образом к бабушке, воспринявшей это как личное оскорбление.
Тем не менее, с этого момента жизнь Ленского круто изменилась, вместо чтения и занятий с марками он стал регулярно посещать двор и примыкающие улицы, причем бабушка, скрепя сердце, вынуждена была оставаться дома, так что, Женька был полностью предоставлен самому себе.
Нельзя сказать, что наш герой был рад этому, скорее он был испуган своей нечаянной свободой и совершенно не знал, как ей распорядиться. Но отступать было поздно и некуда, слово отца было в семье законом, и вечер за вечером Женька был вынужден предпринимать прогулки на свежем воздухе, больше похожие на партизанские вылазки.
Сразу за дверью его ожидала встреча с незнакомым, таинственным миром, миром, полным опасностей и загадок, повсюду, куда ни глянь, таящим угрозы и ловушки. И неоткуда было ждать помощи, и некому было пожаловаться, помощь была далеко, отрезанная шлагбаумом часовых стрелок, затертая декорациями дворовых пейзажей.
Так уж вышло, что в свои годы Женька совершенно не знал дружбы, марки, книги и музыка начисто лишили его общества сверстников. К тому же, весь их непонятный, сложный, сумбурный мир был для него белым материком, он откровенно побаивался решительности, азарта и темперамента, царивших в нем.
Наверно, все дело было в нем самом, в складе его характера, во многом сформированном под женским влиянием. Впрочем, тогда ему было не до рассуждений, все, чего он хотел – приобрести друга, при этом максимально обезопасив себя от потенциальных угроз, ожидающих его по ту сторону роковой черты.
Подобная постановка вопроса неизбежно разворачивала его поиски в противоположную сторону, и вот там у него всё складывалось совершенно по-другому. Именно у девчонок встретил Женька теплоту и понимание, именно здесь получил возможность блеснуть манерами и эрудицией. В этом розово-голубом, уютном мирке, пронизанном ароматами ванили и мяты, проникнутом кротостью и радушием, все было по его нраву. Мягкое и вежливое обращение, жеманные условности, стыдливые порывы искренности – ничто не напоминало бешеное и непредсказуемое безрассудство мальчишеских забав.
Восхищенный открывшимися перспективами, он наивно полагал, что одиночество уже никогда не вернется к нему, что с таким трудом обретенный мир навсегда спрячет его под надежным куполом дружбы, однако, последующие события показали обратное. Совершенно бескорыстно пользуясь расположением слабого пола, он поневоле обеспокоил забытый и, как ему казалось, безразличный к нему, мужской мир.
Именно с этой стороны его и ожидал удар, причем не гипотетический, а вполне осязаемый, налившийся к утру солидным синяком под левым глазом. Но совсем не это было самым поразительным и неприятным во всей истории! Самым неожиданным оказалось то, что мальчишка, нанесший ему поражение, был ласково принят той, которая и послужила яблоком раздора, и которую Ленский еще недавно считал своим другом.
Читать дальше