Евгений Поляков: Двухгодичник. Сказки про Красную армию

А тогда по всей стране нашей великой шла антиалкогольная кампания. Горбачев и С° виноградники вырубали и с синюшниками с попеременным успехом боролись. И говорят, что было тогда такое неписаное правило, что ежели человек в течение месяца два раза в вытрезвитель попадает, то его автоматически в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий, типа зона со смягченным режимом) отправляют. А Макар, как мы помним, три раза за неделю в вытрезвителе отметился. Было ли такое правило, чи нет – не знаю. Но факт остается фактом – Макара в ЛТП отправили.

Тут подходит время бывшим студентам, а ныне офицерам – доблестным защитникам Родины, отъезжать на место постоянной дислокации. И получается, что даже из тех девяти, кто откосить не смог или не захотел, еще один отвалился. План призыва совсем горит. Кто-то рассказывал, может, и сам Макар, что для выправления ситуации сей с военной кафедры нашего института в ЛТП слезное письмо писали. Наверное, что-то типа: просьба отпустить из ЛТП такого-то товарища, бо в армии служить некому. И, как ни странно, отпустили. И пошел Макар в Киевскую армию ПВО служить, а я в Минскую. Он даже ко мне в гости приезжал на первом году службы. Я хоть и в Минской армии служил, но точка моя тож на Украине размещалась, в Хмельницкой области. Дальше пути наши разошлись, и больше Макара я по жизни не встречал.

Выдал мне военкомат, окромя подъемных, отпускных за первый месяц после сдачи диплома, подорожной и других документов, предписание явиться такого-то числа в Минск, в штаб одноименной армии. Так сказать – путевку в жизнь.

Отгулял я свой первый еще не вполне заслуженный отпуск по полной, чуть ли не каждый день проводы себе устраивая в разнообразных компаниях. И вот настало время Ч. Делать нечего, сел я в ночной поезд, сказав Москве последнее «прости», и поутру уже прибыл в славную столицу Белоруссии. Нашел нужный мне военный городок. Прошел первую проходную, там еще гражданские встречались, затем вторую – здесь уже только военные бал правили. Нашел строевую, а там нет никого, кто бы мог хоть какое-то решение по моей скромной персоне принять. Бо все офицеры и прапорщики на плацу с красным знаменем пыль из асфальта выбивали: к ним с проверкой московский генерал приехал. Писарь мне сказал подождать в курилке на улице, пока мероприятие закончится. Сижу в курилке жду, в цивильной форме – курточка такая болоньевая на мне надета, значится.

Все, мероприятие закончилось. К штабу идет генерал московский. Маленький такой, фуражка аэродромом пошитая, вверх чуть ли не девяносто градусов загибается. Идет впереди. За ним местные офицеры подобострастно так семенят, типа чего изволите-с. Подошел этот проверяющий генерал к курилке, в которой я прохлаждался. Остановился. На меня посмотрел. И так начальствующе, оборачиваясь на местную свиту, выдал: «А это что у вас тут за м. к сидит?» (во второй городок гражданских, как я понял, не пропускали). Я вскочил, принял положение «во фрунт» (как я сам себе его на тот момент представлял) и командным (опять же, по своим ощущениям) голосом ответствовал: «Я, товарищ генерал, не м… к, а двухгодичник.

Жду прапорщика из строевой части, чтобы получить дальнейшее предписание». Лицо генерала смягчилось, стало-таки отческим, и таким же отеческим тоном, как немного нашкодившему школяру, он процедил: «Ну-ну, давай, сынок. Служи. Хорошо служи».

Из Минска меня отправили во Львов, в штаб корпуса. Оттуда в Коростень, в полк, и уже оттуда в Ярмолинцы, в отдельную роту ПВО, где я отдал долг СССР в два положенных года своей младой жизни. В принципе особо не жалею. Школа жизни была не самая плохая, и сказать, что невыносимая, – язык не повернется.

Единственное, что удивляет, зачем был нужен такой кружной путь. Ну в полк, пожалуй, надо было, бо склады с обмундированием в роте отсутствовали. Хотя, с другой стороны, почему бы немножко не попутешествовать за казенный счет. Государство у нас вон какое огромное, даже сейчас. А деньги казенные особо никогда не считали.

Задержался я в Коростене, наверное, недели на две, опять же из-за обмундирования. То формы парадной не было, а на какое-то служебное фото обязательно надо было в парадке сниматься. Тогда ведь фотожопов не наблюдалось. Сейчас, к примеру, у метро «Водный стадион» на ларьке «фото» висит реклама: «Оденем в любой мундир».

Ходил я к прапору на склад с обмундированием кажный день, как на службу. Он чего-нибудь довыдаст, а про другое «завтря приходи».