Марианна Гончарова - Дорога. Записки из молескина

А там какие-то очень крутые люди ловили рыбу. Верней, стояли с роскошными дорогущими спиннингами по колено в воде. На вопрос, ловится ли, они только пожимали плечами. Не ловилось.

А мой папа и мой муж Аркадий Кузьмич очень азартные. Когда видят воду, сразу кидают туда удочку. И не было такого, чтобы они из любой лужи не вытащили рыбу.

А тут удочек, как назло, в машине не оказалось. Правда, была леска. Из подручных средств, выломав два прута, папа и А.К., как Робинзон Крузо, слепили себе две допотопные удочки и, даже не влезая в воду, забросили и, расслабленно расположившись на берегу, стали тягать рыбку одну за другой, одну за другой.

Мужики с дорогими удочками подошли, выставив челюсти, и сказали:

– Мужики, это наше место. Мы тут прикормили.

– Не вопрос, – дружелюбно ответил мой папа.

И они с А. К. перешли на другое место. Видимо, рыба тут же собрала манатки и переехала вслед за ними. Потому что у крутых продолжало не ловиться, а мои продолжали таскать в том же ритме – одну за другой.

Наконец стало темнеть, нам с сестрой стало скучно, и мы все отправились домой.

– А рыба где? – поинтересовались мы с сестрой.

– Та, мужикам отдал… А то срам ведь один…

– И что, взяли?

– Взяли. Сказали, мол, вы ж новички, а новичкам фартит.

И папа с А. К., переглянувшись, дружно заржали.

Не котик начихал – триста долларов билет туда-назад. А в вагоне – жуть. Грязно было в вагоне. Пахло Гражданской войной и махновцами. (А махновцы же верхом, следовательно, и конюшней.) Вроде как Министерство наше путей наших сообщения приняло решение повысить, улучшить, увеличить. А вот что конкретно – это каждый в своей сфере решил сначала по-разному. Качество обслуживания? А что это такое?.. Условия временного проживания в купе поезда Москва – София? Нормальные условия!.. Скорость передвижения? А это еще зачем?.. Словом, ничего не получилось у них у всех, впрочем как всегда. Они пригорюнились, да и увеличили. Цену на билет.

До Киева ехала с горнолыжниками. Ввалились румяные. В ярких комбинезонах. Имена странные. Мальчик-горнолыжник визитку протянул, мол, я – Саша Мерседес, станция техобслуживания. Еще один, юный толстячок, кланяется:

– Женя. Женя Ламборджини.

А я им приветливо:

– Маруся. Маруся Хожу-пешком.

Они жалостливо, мол, что так? Я отмахиваюсь – зрение плохое, есть водитель.

– А-а-а! – Они мне: – Так и говори: «Маруся Фольскваген. Есть Водитель».

Горнолыжники! Пили. Правда, умеренно. Ничего не скажу. Спортсмены же, чё. Храпели, правда, нестерпимо. Все никак не могла вспомнить, что мне напоминает храп Жени Ламборджини: укрлллллльбррррлллрррллльк… А под утро в полудреме вдруг совпало: образ и звук. «Чужой». Он, этот гигантский инопланетный кузнечик, так мерзко булькал, когда готовился напасть на астронавта, чтобы отложить в нем свою личинку-детеныша. В Киеве вывалились все: люди, лыжи, хихикающие девушки с ямочками на щеках. Вагон опустел. В третьем купе – мальчик ехал, лет тридцати, в шестом – женщина с дочкой-подростком, я – в самом последнем.

Спрашиваю проводника – можно перейти в середину вагона? Он мне, нет, все билеты куплены по кампютэру, де кампютэр написал, знач, там и ложися.

Я ему:

– А в компьютере не написано, что вы должны убирать, там, в этом… Ну, в санузле… А?

– А там убрано, – ответил проводник.

– Нет-нет, – говорю, – посидите в моем купе, узнаете, убрано или нет.

– Убрано, говорю, знач, убрано, – отмахивается проводник, – едуть и едуть. Едуть и едуть. И куды едуть… – ворчит.

– Позовите, – говорю, – начальника поезда.

– На тебе! – Проводник коленками в стороны, присел и руки развел, как будто «кууу» говорит. – Чё эт?!

– Пусть придет и уберет.

Проводник постоял на полусогнутых, скрипуче проворчал «едуть и едуть», пошел возиться в этот… в санузел.

– Ну ничёоо, – потом бухтел, – скоро таможДня. Ничёооо… Едуть и едуть, едуть и едуть, – мстительно шипел проводник, расшвыривая грязным веником пыль в коридоре.

Пришла «таможДня». Сначала в купе влетел маленький серебристый спаниель и, деловито топая и пыхтя, строго обнюхал мои вещи на предмет запретного. (На обратном пути уже овчарка пришла, красавица, но я ниже расскажу.) Сурово взглянув на меня, спаниель почапал в следующее купе. Мягенькими лапками. Чего это он коготками не цокал, еще подумала я, но следом вошел таможенник. Менее приятный, чем тихий спаниель: откройте, покажите, это что, откройте то, это зачем… А из-за его спины маячил и подтанцовывал проводник с сияющей торжествующей рожей. В идеале он, конечно, хотел бы, чтобы меня не выпустили из страны, чтобы не впустили в Россию, чтобы ссадили где-нибудь на полустанке… Чтобы он, помахивая флажочком, проплыл мимо меня, растерянной в сугробе, косясь, мол, гы-гы, пуняла?!