Вадим Норд - Ошибка юной Анны

– Подумаю, – пообещала Ева. – Нынче это модно – быть психологом. Но я никогда не примеряла на себя эту специальность.

– Уже примерила, – возразил Александр. – Когда общалась с Виктором Сергеевичем. Он, можно сказать, стал твоим крестным отцом…

– Крестным отцом мне бы хотелось считать совершенно другого человека, – многозначительно заметила Ева.

Кого именно, Александр уточнять не стал, и так было ясно, что Ева имела в виду его. Ева, конечно, преувеличивала, поскольку его участие в ее жизни было не таким уж и весомым, они-то и познакомились, можно сказать, совсем недавно. Но кое-что хорошее он для Евы сделал, и было очень приятно сознавать, что она об этом помнила. Делая что-то хорошее, делаешь это не ради благодарности, а для собственного удовольствия, но благодарность всегда приятна.

Ужин с Евой едва не пришлось отменять, потому что в половине седьмого к Александру явился Вадим Родионович. Александр, увидев его в дверях, машинально зажмурился на секунду, думая, что ему померещилось. Вадим Родионович заметил это и не без ехидства сказал:

– Вижу, что не ожидали, Александр Михайлович. Вижу, что удивлены. Понимаю. Здравствуйте, искренне рад вас видеть.

Вадиму Родионовичу повезло. Если бы в тот момент в кабинет не вошла Лариса, заведующая кадровым делопроизводством и архивом клиники, то Александр сделал бы вид, что в упор не видит протянутой для пожатия руки нехорошего человека. Да, при всей своей воспитанности, притворился бы, потому что имел на это право и не собирался демонстрировать ровным счетом никакого расположения. Вадим Родионович, кажется, не исключал подобной возможности. Он немного волновался, потому что уголок его левого глаза подергивался, а протянутая рука едва заметно дрожала. Но одно дело демонстрировать нерасположение человеку наедине, без свидетелей, и совсем другое – делать это на людях. В первом случае демонстрация нерасположения есть не более чем проявление чувств, показатель отношения. Во втором же, на глазах у посторонних, да еще и совершенно несведущих, игнорирование протянутой руки выглядит как хамство, попытка публичного унижения. Поэтому Александру пришлось подняться, пожать руку незваному гостю и пригласить присесть. Вадим Родионович использовал выданный судьбой шанс на все сто процентов. Пока Александр пробегал глазами принесенные ему на подпись документы (будь проклят тот, кто подписывает, не читая, говорил иногда босс), Вадим Родионович усердно восхищался клиникой «La belle He2le1ne» и ее расположением.

– Какое у вас славное место! – захлебывался он. – Чистые пруды. Сердце старой Москвы. Сразу чувствуется стиль, высший класс. Достойная клиника в достойном месте. Ключевое слово – достойная!..

«Вот только по отношению к тебе это ключевое слово применить нельзя», – недружелюбно подумал Александр, возвращая папку с подписанными бумагами Ларисе.

Лариса угадала в Вадиме Родионовиче не пациента, а коллегу Александра и взглядом поинтересовалась, не нужно ли чего – кофе, чаю или каких-нибудь конфет с печеньями. Помимо кадров и архива, Лариса (уже на общественных началах) заведовала «представительскими» запасами клиники. Лариса вела перманентную и беспощадную борьбу с лишним весом, которого, надо сказать, у нее было совсем немного, всего каких-то три-четыре килограмма, не больше. Ведя эту борьбу, она постоянно сетовала на то, что, имея под рукой «продовольственный склад», ей невозможно удержаться, чтобы не съесть с чаем лишнее печенье или конфету.

Александр отрицательно покачал головой – не надо нам, мол, ничего. Вадим Родионович заметил это покачивание, но истолковал его неверно.

– Вы на меня внимания не обращайте, Александр Михайлович. Заканчивайте свои дела, я подожду.

Александр не стал сообщать, с какой радостью он бы не обращал на Вадима Родионовича внимания. Как только Лариса вышла, тот прижал к груди обе растопыренные пятерни (портфель, лежавший у него на коленях, свалился на пол), заглянул Александру в глаза и проникновенно сказал, нет, не сказал, а взмолился:

– Простите меня, старого неврастеника, Александр Михайлович! Бога ради, простите!

– Галстук помнете, – сказал Александр, игнорируя мольбу.

Галстук у Вадима Родионовича был не только дорогим, но и стильным – светло-синий с едва заметным неровным клетчатым узором.

Вадим Родионович встрепенулся (или его попросту передернуло). Не отводя взгляда от глаз Александра, поднял портфель и, приняв прежнюю позу – прямая спина, высоко поднятый подбородок, – с превосходно дозированным сожалением констатировал: