Орхан Памук - Снег

Когда Ка, растянувшись на кровати в пальто, погрузился в свои мысли, в дверь постучали. Это был Джавит, который проводил весь день, сидя у печки и глядя в телевизор. Он сказал, что, когда отдавал ключ, забыл кое-что передать.

– Совсем забыл: вас срочно ждет Сердар-бей, владелец газеты «Серхат шехир».

Они вместе спустились в холл. Ка уже собрался выходить, как вдруг остановился: рядом со стойкой администратора открылась дверь, вошла Ипек, и она была гораздо красивее, чем Ка себе представлял. Он сразу же вспомнил, насколько была красива эта девушка в университетские годы. Внезапно Ка заволновался. Конечно, ведь она была такой красивой. Как полагается европеизированным стамбульским буржуа, они сначала пожали друг другу руки и, немного поколебавшись, обнялись и поцеловались, вытянув шеи, но не приближаясь друг к другу телами.

– Я знала, что ты приедешь, – слегка отодвинувшись, сказала Ипек с удивившей Ка откровенностью. – Танер позвонил и сказал. – Она смотрела прямо ему в глаза.

– Я приехал из-за выборов мэра и девушек-самоубийц.

– Сколько ты здесь пробудешь? – спросила Ипек. – Рядом с отелем «Азия» есть кондитерская «Йени хайят» [13]. Я сейчас занята с отцом. Давай встретимся там в половине второго, посидим и поговорим.

Ка чувствовал, что во всей этой сцене есть что-то странное, потому что она происходит не в Стамбуле, например в Бейоглу [14], а в Карсе. Он не мог понять, в какой степени его волнение вызвано красотой Ипек. Он вышел на улицу и, пройдя некоторое время под снегом, подумал: «Хорошо, что я взял это пальто».

Пока он шел в редакцию, его сердце с поразительной точностью подсказало ему две вещи, которые никогда не признал бы его разум. Первое: Ка приехал из Франкфурта в Стамбул не только для того, чтобы успеть на похороны матери, но и затем, чтобы спустя двенадцать лет одинокой жизни за границей найти девушку-турчанку, на которой ему предстоит жениться. Второе: Ка приехал из Стамбула в Карс, потому что втайне верил в то, что именно Ипек и есть та самая девушка.

Если бы этой второй мыслью с Ка поделился какой-нибудь проницательный друг, Ка никогда не простил бы его и всю оставшуюся жизнь винил бы себя и стыдился того, что это предположение верно. Ка был из моралистов, убедивших себя в том, что самое большое счастье приходит к тому, кто ничего не делает для счастья преднамеренно. К тому же его прекрасная западная образованность никак не увязывалась с намерением искать кого-то, кого он очень мало знает, чтобы жениться. Как бы то ни было, он пришел в редакцию «Серхат шехир», не испытывая беспокойства. Их первая встреча с Ипек оказалась даже теплее, чем он, сам того не замечая, все время представлял себе, пока ехал из Стамбула.

Редакция находилась на проспекте Фаик-бея, через улицу от отеля, и ее общая площадь вместе с типографией была чуть больше, чем у маленького номера Ка. Комната была разделена на две части перегородкой, на которой были развешены портреты Ататюрка, календари, образцы визитных карточек и свадебных приглашений, фотографии приезжавших в Карс видных государственных деятелей и известных турок, сделанные Сердар-беем, а также заключенная в рамку фотография первого номера газеты, вышедшего сорок лет назад. Позади с приятным шумом работала электрическая педальная типографская машина, сто десять лет назад сделанная в Лейпциге фирмой «Бауманн». Проработав в Гамбурге четверть века, она была продана в Стамбул в 1910 году, в период свободы печати, наступивший после младотурецкой революции. После сорока пяти лет работы в Стамбуле она была уже готова отправиться в металлолом, но вместо этого покойный отец Сердар-бея привез ее в 1955 году на поезде в Карс. Двадцатидвухлетний сын Сердар-бея, послюнив палец правой руки, скармливал машине чистую бумагу, а левой рукой ловко собирал листы отпечатанной газеты (сборник для бумаги был сломан одиннадцать лет назад во время ссоры с братом), но все же смог улучить мгновение, чтобы поприветствовать Ка. Второй сын, который, как и его брат, был похож не на отца, а на свою низкорослую, полную, круглолицую и узкоглазую мать, образ которой всплыл в памяти Ка, сидел за черным от краски станком перед бесчисленными маленькими ящичками с сотней отделений, среди болванок, клише, свинцовых букв разных размеров и с терпением каллиграфа, отвергшего мирские соблазны, старательно, вручную, набирал рекламу для газеты, которая должна была выйти через три дня.

– Вы видите, в каких условиях борется за существование пресса Восточной Анатолии, – сказал Сердар-бей.