Харуки Мураками - О чем я говорю, когда говорю о беге

Я вовсе не хвастаюсь – да и кому придет в голову хвастаться такими вещами, – но я умом не блещу. Я из тех, кому надо пережить, прикоснуться для того, чтобы понять. О чем бы ни шла речь – пока я не увижу это собственными глазами, все равно не поверю. Я физиологичен, а не интеллектуален. Нет, я, конечно, обладаю неким интеллектом, ну, или, по крайней мере, думаю, что обладаю. Потому что если бы интеллект у меня напрочь отсутствовал, я бы вряд ли смог сочинять рассказы и повести. Я не привык руководствоваться логическими умопостроениями и не считаю сомнительные интеллектуальные спекуляции достойным источником энергии. Только под воздействием серьезной физической нагрузки, когда мускулы мои ноют (а иногда вопиют), мой мыслительный аппарат вдруг начинает работать на полную катушку, и тогда я словно прозреваю. Нужно ли говорить, что на то, чтобы пройти этот путь шаг за шагом и прийти к какому-то выводу, требуется уйма времени и усилий?

14 августа 2005 г.

Гавайи, остров Кауай

Сегодня четырнадцатое августа, воскресенье. Утренняя пробежка – час пятнадцать. Я бежал и слушал на своем MD-плеере Карлу Томас и Отиса Реддинга. Во второй половине дня я отправился в спортзал и в тамошнем бассейне проплыл 1300 метров. Вечером поужинал рыбой с пивом в ресторане «Ханалейский дельфин», прямо на въезде в местечко Ханалей. Я заказал валу – это такая белая рыба, ее жарят прямо на углях. Я обычно приправляю ее соевым соусом. К рыбе подали овощные кебабы и гигантский салат.

За первые две недели августа я пробежал ровно 150 километров.

Бегать ежедневно я начал сто лет назад, осенью 1982 года. Тогда мне было тридцать три года. До этого я держал что-то вроде джазового клуба неподалеку от станции Сэндагая. Сразу после окончания университета – точнее, все еще числясь студентом, так как во время учебы я уйму времени тратил на всякие подработки и у меня остались хвосты – я открыл небольшой клуб у южного входа станции Кокубундзи. Года через три здание, в котором был клуб, поставили на капитальный ремонт, и мы переехали на новое место, ближе к центру Токио. Заведение было не большое, но и не маленькое. В углу стоял рояль, рядом при желании – хоть и с большим трудом – умещался квинтет. Днем мы подавали кофе, вечером начинал работать бар. Была у нас в меню и кой-какая закуска, а по выходным в клубе играла живая музыка. Тогда джазовые клубы вроде нашего были редкостью, поток клиентов не иссякал, дела шли довольно сносно.

Большинство моих знакомых поначалу думали, что ничего из этой затеи не выйдет – мол, и деловой хватки у меня нет, и бизнес мой не бизнес, а так, клуб по интересам. Но они здорово ошиблись в прогнозах. Сказать по правде, я тоже не считал себя гением предпринимательства, но при этом мне было предельно ясно, что, если я не справлюсь, нам крышка. Вот и старался, выкладывался изо всех сил. Усердие и физическая выносливость – две вещи, на которых я выезжал. И тогда, и сейчас. Родись я лошадью, был бы скорее рабочей, чем скаковой. Но я родился не лошадью, а сыном простого служащего и плохо понимал, как нужно вести бизнес. К счастью, моя жена из семьи предпринимателей, и ее врожденная интуиция не раз нас выручала. Ведь как бы усердно ни пахала рабочая лошадка, без пахаря ей все равно не справиться.

А работа действительно была тяжелая. Я трудился с утра до позднего вечера, пока буквально с ног не валился от усталости. Случались самые разные неприятности, хватало и забот, и разочарований. Но я вкалывал как бешеный, и дело начало приносить прибыль, что позволило мне нанять кое-какой персонал. Ближе к тридцати я смог наконец перевести дух. Для того чтобы открыть свой бар, я назанимал у всех подряд кучу денег и теперь, когда расплатился практически по всем долгам, почувствовал, что наступило время подвести некий итог. До этого я барахтался в воде, как утопающий, – пытался выжить, удержаться на плаву. У меня и времени-то не было, чтобы думать еще о чем-то. А тут во мне вдруг родилась уверенность, что раз уж я сумел преодолеть еще один пролет этой крутой лестницы, то никакие будущие перипетии мне не страшны – уж как-нибудь справлюсь. Я глубоко вздохнул, окинул прощальным взглядом пройденный путь, осмотрелся и стал думать о том, куда двигаться дальше. Мой тридцатилетний юбилей был не за горами. Я вступал в тот возраст, к которому слово «молодость» уже не относится. И вот тут-то – для меня самого, между прочим, это тоже явилось полной неожиданностью – я вдруг задумал написать повесть.