Алена Браво - Имя Тени – Свет

– Ты права, они любят детей, – Лидка будто бы не слышала всего предыдущего. – Я как-то рассказала им, – кивок в сторону Аны и Анабель – про наши Дома малютки, куда попадают дети при живых родителях, так они просто меня не поняли, а когда объяснила, не поверили: у них ничего подобного нет.

– Святая простота. Мой свекор просто не понял, а когда я объяснила, не поверил, что меня не возьмут на работу в здешний корпункт «Правды» немедленно, стоит мне явиться туда. Вчера он приволок в дом Фелипы здоровенный булыжник. Выяснилось, что такая каменюка в хозяйстве предмет первой необходимости, потому что заменяет кофемолку, мясорубку, молоток и массу других предметов, которые исчезли из продажи после победы революции. Ей-богу, я скоро начну думать, что мое имя – Порке Но Ай , Потому Что Нет, именно эти слова я слышу по отношению к себе сотню раз на дню. Стирай использованные целлофановые пакеты, порке но ай пакетов; экономь мыло, порке но ай мыла; не выбрасывай расческу со сломанными зубьями, порке но ай…

– Зато у них медицина – не сравнить с нашей!

– Медицина превосходная, спорить не буду. Но если бы люди нормально питались и жили в более-менее сносных условиях, не потребовалось бы столько докторов.

– Зато у них…

Эта игра может тянуться бесконечно. Любую мою карту Лидка готова побить припрятанным у нее в рукаве козырным тузом. Именно Лида – наш «теневой консул» в Сантьяго-де-Куба; о каждой из нас она знает больше, чем КГБ и местная Сегуридад. Она берет под свое крыло всех новеньких и учит жить по методу реальной иллюзии (автор термина она сама, основной принцип: «глядя в лужу, видеть не грязь…» и т.д.). А пока девочки постигают начальный курс выживания в условиях военного коммунизма, Лидка подкармливает их продуктами с советских судов. Возможно, таким образом она заставляет саму себя поверить в то, что проповедует?

– В Гаване жена Эрнесто, заметь, в прошлом – чемпиона Олимпийских игр, спросила, как часто в Беларуси бывает «день воды». Мне так и не удалось убедить ее, что есть страны, где вода течет из крана каждый день, а не раз в три дня, как тут! Они просто живут под колпаком, как мы когда-то. Газеты усиленно делают вид, что остального мира не существует…

– А мы с Армандо, – сдается, наконец, Лидка, – год жили вообще без воды. Эти бездельники не спешили трубы ремонтировать, а Армандо, ты ж его знаешь: «Революционер должен уметь терпеть трудности», – он-то, бляха-муха, дотемна на работе, революционер хренов, а «терпеть трудности» приходилось мне, на горбу воду из колонки на пятый этаж таскала… Эх, пойдем в подсобку, хлопнем, что ли, по маленькой, а? – вдруг предлагает она.

У меня нет никакого желания пить (на улице плюс ٣٤ по Цельсию, валидол в кармане), но чужая настойчивость, как всегда, берет верх над моей слабой волей. На столе у Лидки начатая бутылка «Пшеничной», кислая капуста, рыбные консервы – все свое, родненькое, как будто только из гастронома возле нашей «общаги». Хозяйка закуривает «стервадесску», заговорщически подмигивает:

– Сережа, помощник капитана с одного судна, приволок… ну, мы видимся иногда… знаешь, как он наших девчат здешних называет? Интерзолушками. Потому что после чудного бала любви оказываемся, хе-хе, возле керосиновой плиты и мусорницы с тараканами…

– А я бы сравнила нас с ласточками.

– Это почему? “Ласточка с весною в сени к нам летит”, что ли?

– Ласточки делают гнезда не из веток, как другие птицы, а, считай, из грязи – глины и земли, смешанных со слюной, и не на деревьях, а прикрепляют куда угодно: к балконам, карнизам. Они способны вывести и воспитать потомство практически в любых условиях. Вот только в клетке жить не могут…

– Ага, к тому же ласточки – хорошие летуньи, – хихикает Лидка. – Глянь, куда мы с тобой залетели… Э-эх, иногда и сама поверить не могу!

Мне, знаешь, еще в Союзе на месте не сиделось. В белокаменной училась, а работать где только ни пришлось. «Ты как сорная трава, – говорила мать, – везде приживешься». Специальность у меня для Кубы самая, хе-хе, подходящая: техникум пушнины и меха, позже институт закончила на товароведа по тому же профилю. С красным дипломом, прошу учесть! Первая практика в Ставропольском крае, в заготконторе. Время шерсти. Чабаны привозят по двенадцать тонн. “У-ть, понимаешь” – это мы директора конторы так прозвали, любимое его выражение, – воровал безбожно, посадили его в восьмидесятом; но я была ему благодарна за то, что гонял меня на Невинномысскую фабрику первичной обработки шерсти наблюдать за качеством. А я по жизни очень любопытная. Потом ох как пригодилось!