Касанова Клаудия - Дама и лев

Так что сеньор не задумываясь превратил южную башню в место самых лихих увеселений. Оттуда то и дело доносился смех, музыка жонглёров и песни трубадуров, которые неделями гостили здесь, развлекая воинов Сент-Нуара. Особое возмущение вызывало это у женщин, особенно у дам, проживавших в Сент-Нуаре, дальних родственниц господина, тех, что целыми днями ткали нежнейшие покрывала. Они сочли своим долгом обратиться к отцу Мартену и просить его, чтобы он напомнил сеньору Сент-Нуарскому о недавнем послании Папы Римского, в котором тот запрещал внебрачное сожительство и вообще любые интимные отношения между мужчиной и женщиной, кроме тех, что скреплены священными узами брака. Однако вскоре им пришлось отступить, потому как сама Жанна, супруга сеньора Сент-Нуарского, велела прекратить споры на эту тему, поддержав решение мужа. Без сомнения, как думали про себя многие, хотя и не решались говорить вслух, она так поступила потому, что сама недавно была одной из тех весёлых женщин, которые делили досуг с наёмниками.

Теперь, ценою долгих лет лишений и тяжкого труда мастеров-строителей, ценою усилий и пота крестьян Сент-Нуара, замок вырос и оказался центром скромной группы деревянных строений, глинобитных хижин, крытых соломой, хлипких палаток и мастерских ремесленников, с дырами в крышах вместо дымовых труб и немногочисленных более основательных деревянных построек, как, например, таверна, или даже каменных.

Заметив, что до ворот родного замка уже недалеко, Филипп Сент-Нуарский приосанился в седле, чтобы подданные видели во владельце земли, по которой ступают, воплощение благородства и достоинства, и взял за руку Жанну, воздавая ей эту честь, дабы пресечь пересуды, вечно преследовавшие его супругу. Он никогда не удостаивал взглядом принадлежавших ему крепостных Сент-Нуарских земель, но знал, что люди, замиравшие при его приближении, не сводят с него глаз. Нахмурившись, он пришпорил коня.

Охотники поднялись на холм, на котором стоял замок, и вскоре оказались у его ворот, с оглушительным скрежетом открывшихся перед ними по сигналу часовых. Во дворе, помимо знакомых торговцев, снабжавших кладовые замка, оказалось двое всадников, одетых в цвета сеньоров Суйерских: две скрещённые серебряные пики на багровом фоне. Они, должно быть, дожидались недолго: один из них ещё не спешился, а второй уже вёл коня к стойлу. Оба замерли, увидев сеньора, и тот, что был на коне, обратился к Сент-Нуару:

– Господин мой, я рыцарь Раймон, а имя моего спутника – Ги. Мы прибыли из земель Суйерских со срочным сообщением от нашего сеньора. Надеемся на ваше благосклонное внимание.

– Отложим дела, – ответил Сент-Нуар. – Вы, должно быть, провели в пути целый день, а то и больше, представляю, как вы устали. Отдохните, прикажите принести воды, освежитесь, встретимся вновь после того, как колокол возвестит час последней дневной трапезы. Тогда, без сомнения, мы сможем вас выслушать. Поскольку всадники в замешательстве переглянулись, Сент-Нуар добавил: – Идёмте, господа! Вечером у нас будет время поговорить.

Всадники поклонились и повели коней в стойло. Тем временем Сент-Нуар незаметно подал знак Озэру, чтобы тот подъехал.

– Проследи за ними, а то как бы гости не выкинули чего-нибудь неожиданного. Не к добру эти вести от старика Суйера: уж не натворил ли глупостей его несчастный отпрыск.

– Можете на меня положиться, сеньор.

Озэр развернул коня и поскакал рысью в сторону конюшен.

Аэлис поправляла причёску, а Николь, её старая нянька, иногда, как этим вечером, исполнявшая обязанности компаньонки, застёгивала один за другим крючки на её новом платье из мягкого зелёного муслина. Неподалёку от Сент-Нуара пролегали пути, которыми шли торговые караваны с Востока, и иногда, когда урожай и собранная подать позволяли, Филипп позволял себе роскошь приобрести дорогие товары, такие, как, например, эта материя, ласкавшая в этот момент кожу Аэлис. Рукава блио с прорезями на уровне локтя спускались до пола и сковывали движения, но внимательная и требовательная Николь была довольна производимым впечатлением:

– Вы такая нарядная, моя госпожа. Она ещё покружила около Аэлис, поправляя ей волосы, покрытые простой белой косынкой, и тонкую серебряную цепочку, охватывающую её талию, конец которой свисал почти до пола. – Сегодня ваш отец будет гордиться своей маленькой принцессой, а рыцари поумирают от любви к вам.

– Николь, ты неисправима, – Аэлис пыталась спрятать улыбку. – Ты будто забыла, что я помолвлена. К счастью, первенец сеньора Суйерского обручился со мною ещё четыре года назад, – проговорила она, припоминая те дни. – Он приехал сюда с отцом, старым Суйером, и свитой из двадцати рыцарей. Из двадцати рыцарей, Николь! Мне даже на минуту показалось, что один он не решился бы просить моей руки. Жиль такой нежный, даже робкий немного…