Признаться, я собиралась не отправлять моего Энвера в школу, а обучать его дома самой, чтобы он не потерял свои лучшие духовные качества и человечность, особенно в первые годы школы, и чтобы он не научился всяким гадостям от других мужчин. Тургай не принимал мои мечты всерьез. К тому времени, когда наш сын пошел в начальную школу в Бакыркёе, мы уже оставили театр и зарабатывали озвучиванием набиравших большую популярность иностранных сериалов. В Онгёрен я в то время ездила только ради Сырры Сияхоглу. Хотя воодушевление юных лет и левых настроений давно прошло, мы продолжали встречаться как старые друзья. Много лет спустя именно он в Онгёрене вновь свел нас с Махмудом-устой.
Наш сын Энвер обожал истории, которые рассказывал колодезных дел мастер Махмуд-уста. Мы часто ходили вдвоем к нему в гости, в саду за его домом был устроен прекрасный колодец. После того как Махмуд-уста нашел воду в Онгёрене, он разбогател на заказах во время строительного бума и жил в достатке, так как купленные им участки быстро росли в цене. Жители Онгёрена женили его на очень красивой вдове с ребенком. Махмуд-уста усыновил мальчика и стал для него хорошим отцом. Энвер подружился с этим мальчиком, его звали Салих. Я приложила много усилий, чтобы заставить Салиха полюбить театр, однако успеха не имела. Но я составила свою собственную театральную труппу молодых актеров, которые были приятелями моего Энвера и коренными жителями Онгёрена. Увлечение театром заразительно. Большинство этих мальчиков часто бывали дома у Махмуда-усты. Махмуд-уста и в своем саду, благоухавшем жимолостью, вырыл колодец, а чтобы дети туда не упали, закрыл его тяжелой железной крышкой и повесил замок. Но я все равно выходила на балкон второго этажа, обращенный к саду, и кричала детям: «Не подходите к колодцу!» Ведь обычно то, о чем повествуют старинные сказки и легенды, с вами случается в реальности.
Я помогла вытащить Махмуда-усту из колодца. Вечером накануне мой любовник-лицеист, выпив ракы, неумело занялся со мной любовью, оставив меня в положении (такое мы оба себе даже и представить не могли), а после поведал, что уста слишком сильно притесняет его, что теперь он хочет вернуться домой, к матери, что не верит в то, что в колодце появится вода, и остается в Онгёрене не ради колодца, а ради меня.
На следующий день я увидела, что он торопливо бежит на привокзальную площадь с маленьким чемоданом в руках.
Я очень расстроилась, потому что поняла, что, по всей вероятности, никогда больше не увижу Джема. Он очень мало рассказывал мне о своем отце, возможно, потому, что уже тогда что-то почувствовал. Мы собирались уехать на следующем поезде, но я не смогла понять, почему Джем ни с того ни с сего внезапно покидает Онгёрен, как преступник. За вечер до того Тургай привел в шатер Махмуда-усту, который очень уважительно и тихо смотрел пьесу. Наши знали, что помощник мастера Али перестал работать – его хозяин, заказавший колодец, отказался платить. Когда я рассказала своим о подозрительном бегстве другого подмастерья, они забеспокоились и отправили Тургая на холм, пропустив наш поезд. Затем мы все вместе, как в старых сказках, пошли к колодцу и вытащили Махмуда-усту в полубессознательном состоянии, опустив туда Али.
Мастера отвезли в больницу. Впоследствии мы услышали, что Махмуд-уста снова принялся копать колодец, не успела толком его ключица срастись. Кого он взял в подмастерья, кто стал ему помогать – эти подробности нам так и не удалось узнать, потому что наш театр покинул Онгёрен. Мне хотелось забыть, что там я провела ночь с сыном своего возлюбленного. Мне еще не исполнилось тридцати пяти лет, но я уже хорошо знала, какими гордыми и слабыми бывают мужчины и какой индивидуализм сидит у них в крови. Я знала, что они способны убить и своих отцов, и своих сыновей. Если отцы убьют своих сыновей, если сыновья убьют своих отцов, то для мужчин это означало стать героями, а мне, женщине, оставалось только рыдать. Возможно, мне следовало уехать куда-то далеко, забыв обо всем, что я знаю.
По мере того как Энвер рос и по мере того как становилось ясно, что ни его глаза, ни его брови, ни, в особенности, его нос не похожи на глаза, брови и нос Тургая, я начала думать, что отцом моего сына является мой любовник-лицеист. Интересно, думал ли об этом Тургай?
Отношения Энвера и Тургая никогда не были хорошими. Всякий раз, когда Тургай смотрел на нашего сына, он наверняка думал, что я раньше жила с его старшим братом, а до того еще и с женатым мужчиной. Откровенно он мне об этом не говорил, но я все это чувствовала. Мои рыжие волосы, хоть и об этом он молчал, тоже его раздражали, потому что напоминали ему обо всем этом. Я прочитала Тургаю несколько страниц из французских и английских пьес и романов, которые мне удалось найти и в которых рассказывалось, что на Западе рыжеволосая женщина обычно была яростной, неуемной скандалисткой, но он не принял все это во внимание. В одном женском журнале мне попалась статья, перепечатанная из какой-то европейской газеты, под названием «Женские типы глазами мужчин». Под красивой репродукцией портрета рыжеволосой женщины было написано: «темпераментная и загадочная». Ее губы, ее вид очень напомнил мне меня саму. Я осторожно вырезала эту репродукцию и повесила на стену, но муж не обратил на нее никакого внимания. Несмотря на все свои левацкие и интернационалистские замашки, муж мой в душе был самым обычным турком. В нашей стране, с его точки зрения, рыжие волосы означали, что у женщины по тем или иным причинам было слишком много мужчин. К тому же если женщина сознательно красит волосы в рыжий цвет, то она и сознательно выбирает для себя роль шлюхи. Профессия театральной актрисы лишь немного облегчала мою вину.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу