Кен Кизи - Песнь моряка

Наведя справки, он узнал, что стадо свиней превратилось в своего рода охраняемый вид. О них писали в «Железной хватке». Город ими гордился. Они олицетворяли собой тех, кто пережил толчок девяносто четвертого, не говоря про годы медведей, комаров и морозов. Они выжили, зарываясь в тлеющие угли , вот эти козявки!

– Должон быть хозяин, – настаивал Омар.

Кто-то вспомнил, как старый Пол Петерсон привез их в Куинак, однако Пол исчез. После толчка он развалился на части, как тот ледник. Последнее, что о нем говорили, – он в Анкоридже, в лечебнице для невротиков.

Омар Луп сел в свой грузовик и некоторое время спустя обнаружил Пророка Пола недалеко от Уиллоуса, где тот рулил сетью мотелей для рулящих нефтепроводом работяг. Самая грязная порода – рабочие нефтепровода: каждый за день производил кучу хлама из одних только пивных банок, не считая другого мусора. На этот раз раскручивать пришлось самого Пола. Годный безбортовый грузовик стоил три тонны по «Синей книге» [7] «Синяя книга Келли» ( Kelley Blue Book , с 1926) – компания в Калифорнии, которая занимается оценкой стоимости транспортных средств в зависимости от марки и года выпуска. , $2500 запросто, самое то для рулежного бизнеса. Справедливая цена за блочный дом с тремя стенами. Пол согласился; двадцать пять сотен – нормальные деньги, и, конечно, чертовы неблагодарные свиньи тоже включены в сделку, где бы их ни носило. Он про них и думать забыл.

Имея в собственности ледник, Омар получил ссуду на развитие малого бизнеса и заплатил ею первый взнос за бесполезную свалку и примыкающие к ней едкие территории. На части этих земель рос лес, половину которого Омар продал, а на вырученные деньги заключил контракт по превращению ледника в кегельбан на шесть дорожек. Он знал полдюжины заколоченных кегельбанов, откуда можно было забрать мебель и оборудование – если что-нибудь наплести, то почти задаром; в самом же леднике не хватало только сортира, передней стены и неоновой вывески. Омар не рассчитывал на крупный профит – это мало кому удавалось. У него были другие идеи.

Из остатков леса Омар с сыновьями построили примыкающий к свалке сарай, служивший Лупам одновременно бойней и ночлежным бараком. Он стоял достаточно высоко над землей, чтобы свиньи не забирались внутрь, и достаточно низко, чтобы поросята могли спрятаться под полом. Со временем построили отдельный ночлежный барак, который со временем стал новой, более просторной бойней. Потом еще и еще, пока вся конструкция не превратилась в лабиринт из построек и переходов, расползшихся деревянным ленточным червем от свалки к вырубкам.

В новейшую пристройку вселились, как обычно, Луиза Луп и ее мать, Омар с ребятами ютились в старых сегментах. Эта новая часть именовалась столовой, хотя ее с одинаковым успехом можно было звать столовой, гостиной, прачечной или кухней. Дверной проем между ней и остальными помещениями завесили разрезанным пластиком – вертикальными полосами внахлест, толстыми, как прозрачная шкура. Со стороны джентльменов этот пластик был заляпан запекшейся кровью и табачным соком, со стороны дам – украшен наклейками-бабочками. Одной дамы, вообще-то. Мать уже больше года обитала вдали от запекшейся крови и мусора, восстанавливаясь после нервного срыва в одной из анкориджских лечебниц. Одни утверждали, что причиной срыва были свиньи, другие – что кегли. Радиотарелка Лупов редко переключалась на что-то, кроме «Баксов за кегли».

Бабочек придумала Лулу; она утверждала, что с ними пятна на пластике выглядят как букеты красных роз. Не имея ничего против крови и жвачки, она все же предпочитала им цветы и бабочек. На самом деле они нравились ей так сильно, что этот мотив вскоре распространился не только на разделительные полосы пластика. Бабочки украсили изоляционную прокладку между необшитыми стойками. Бабочки прилепились к открытым переплетениям проводов и к слоям грязного вискина, прикнопленного к окнам; бабочки были повсюду – от фибролитового потолка до фанерного пола. Тысячи.

Вышитые бабочки украшали оба пушечных жерла ее любимого орудийного лифчика – она надела его специально сразу после случившегося в фургоне конфуза. Этот бабочковый бюстгальтер и увидел первым делом Айк, когда всплыл наконец на поверхность из забытья, моргая и задыхаясь. Безграничный серый холод уступил место бутылочной духоте – воздух был такой горячий, что чувствовался как поцелуй пара. Голова Айка лежала на нежных коленях примадонны, ворковавшей так, будто в нем наконец-то признали героя.