Мари-Бернадетт Дюпюи - Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

– Корабельный врач наконец пришел к определенным выводам о болезни, свирепствующей среди пассажиров третьего класса. Поначалу я сам поддался панике: мы опасались тифа или дизентерии. Но смертей не было, и симптоматика говорила о другом. У больных не было ни страшной лихорадки с бредом, ни спутанности сознания, что свойственно тифу. Основных симптомов дизентерии – красных отметин на верхней части тела, жутких болей в животе – тоже ни у кого нет.

– В чем же тогда дело?

– Серьезное отравление питьевой водой. Доказать это оказалось несложно. Среди пассажиров второго и первого класса, которых поят из других цистерн, заболевших нет. Доктор настаивает на важности еще одного факта: те, кто ухаживает за больными, в порядке.

– И снова несправедливость, снова всему виной это разделение на богатых и бедных! – вскипела Элизабет. – Капитан, в тот достопамятный вечер, перед штормом, вы порадовались за меня. Я говорю о повышении моего социального статуса… Так вот, позвольте, я вам кое-что объясню!

– Выслушаю вас с огромным удовольствием!

– Моя мать – из очень обеспеченной семьи и выросла в старинном замке. Я прожила там же, в поместье своего деда по материнской линии, последние два с половиной года и ни в чем не знала отказа. У меня была собственная породистая лошадь для верховой езды, прекрасный гардероб, изысканные драгоценности, но я ощущала себя… не в своей тарелке. Уж лучше бы тогда, в детстве, я попала в Нью-Йорк с обоими родителями и мы жили бы счастливо, даже если бы были бедны – что, скорее всего, так бы и было. А теперь я лишилась мужа, и по возвращении к мсье и мадам Вулворт, которые тоже очень богаты, я хочу помогать самым несчастным и обездоленным!

От волнения у нее перехватило горло. И все же в голосе Элизабет прозвучала хрупкая надежда. Перед ней открывался путь благих дел, который поможет ей справиться с горечью утраты и тоской.

– Мадам, я счастлив, что мы снова повстречались во время этого плавания – трагического и сумбурного, да! – но которое лично мне напомнило, что в этом мире по-настоящему важно и ценно. Я обязательно сообщу ответственным лицам, что санитарные условия в твиндеке, с его теснотой, неудовлетворительны. И если в моих силах будет что-то изменить к лучшему, я это сделаю.

Он снова поклонился, на этот раз дольше задержав взгляд на ее лице. Элизабет ответила вежливым кивком. В глубине ее больших голубых глаз мерцала робкая искорка надежды.

Мейбл Вулворт принимала свою подругу Скарлетт у себя почти ежедневно. Исключение составляли воскресенья, когда Эдвард настаивал на том, чтобы побыть с супругой наедине. К себе богатейшая наследница пригласила ее всего раз, и то Мейбл не увидела ничего, кроме холла с впечатляющей коллекцией живых растений.

Сегодня утром, не помня себя от радости, миссис Вулворт поднялась на последний этаж. Лифтер, уловив ее настроение, сказал что-то приятное – и был вознагражден щедрыми чаевыми.

– «Гасконь» прибывает, и на ней – наша дочь! Скоро Лисбет будет дома! – сообщила ему Мейбл, сияя от счастья.

Радостное настроение оставалось с ней и в тот миг, когда она позвонила в двустворчатую лакированную дверь квартиры Скарлетт. Открыла очень молодая горничная с собранными в высокий пучок черными волосами.

– Мадам не принимает! – сказала она. Судя по выговору, девушка была из приезжих.

– Я уверена, для меня она сделает исключение! Скажите, что пришла ее подруга Мейбл! По срочному делу.

– Нет, нет! Мадам просила ее не беспокоить, – возразила прислуга.

– Но это ненадолго! Я обязательно должна повидаться с вашей госпожой! – Мейбл расстроилась. – Делайте то, что вам велено: идите и скажите миссис Тернер, что я пришла.

Из глубины квартиры донесся резкий окрик, в котором явно угадывалось раздражение:

– Лоретта, я не принимаю! Выставьте этих самозванцев!

– Это дама по имени Мейбл! – крикнула в ответ горничная.

Грохот бьющегося фаянса, пронзительное мяуканье…

– Проводите ее ко мне!

Непонятно почему, но Мейбл вдруг захотелось уйти. В тоне подруги она уловила недовольство, и это было неприятно. Но любопытство победило: она проследовала за Лореттой в темную комнату в самом начале коридора.

Контраст между светом солнечного летнего утра и царящим в этом помещении мраком взволновал Мейбл. Рядом неожиданно зажегся маленький огонек.