Лиам Пайпер - Кукольник

Ян безжалостно высмеивал его наивность, а Аркадий оказывался беззащитным перед его насмешками. Ян подтрунивал над его речами, над употребением слов, значение которых Аркадий не совсем верно понимал. Его немецкий был простонародным и никак не облагораживался из-за его же упрямства. Языку Аркадий обучился уже после того, как уехал из России. Он жил с широко раскрытыми глазами и закипающим от увиденного мозгом. В его немецкую речь вплетались чешские, французские и английские словечки вкупе с тяжеловесной латынью, почерпнутой Аркадием из учебников. Если он старался сказать по-немецки, к примеру, что-нибудь романтичное, то, как бы тщательно ни выстраивал предложение в уме, всякий раз умудрялся употребить какое-нибудь однокоренное латинское слово, почерпнутое из медицинской терминологии.

Ян, который рос в Кракове, оказавшемся окруженным с одной стороны Веймарской республикой [30], а с другой – Советами, говорил по-русски не хуже, чем по-немецки, и, пока они жили под одной крышей, много сил тратил на то, чтобы улучшить речь Аркадия. По правде говоря, это было неблагодарным делом – как в прямом, так и переносном смысле. Между собой Ян и Аркадий общались на странной смеси польских и русских слов, на собственном языке, придуманном для этой цели. Этот странный славянский новояз понятен был лишь им двоим, что, впрочем, и требовалось. Со временем слова исказились, приобретя форму сленга. «Спокойно», – говорил Ян Аркадию всякий раз, когда тот излишне возбуждался, сердился или пугался, но со временем «спокойно» превратилось в спокоя и наконец приняло форму споки.

Аркадий считал, что Ян ведет себя слишком беззаботно. Пока Аркадий корпел над учебниками, Ян предпочитал отправляться в пешие прогулки вдоль берега реки к мосту Легионов [31]. Добравшись до середины моста, оттуда он спускался вниз на песчаный островок посреди реки, где можно было, распивая вино, спокойно любоваться проплывающими по небу облаками. Не важно, насколько плохи были дела в Праге, не важно, как велик дефицит продуктов, Яну всегда удавалось раздобыть вина, так что домой он возвращался обычно навеселе. Честно говоря, сегодня Аркадий и сам тайком приложился к стакану. Он часто отрывался от своих учебников и смотрел из окна на безмятежную реку, средневековый мост и поросшие лесом холмы на горизонте.

Почти каждое утро они начинали обговаривать возможность отправиться в путь к этим холмам. Обычно это быстро приводило к небольшой ссоре. Год клонился к завершению. Листья желтели и опадали. У Яна в крови была страстная потребность истинного уроженца Силезии забраться на каждый живописный холм, попадающийся ему на пути, чтобы расстелить на нем одеяло для пикников. Вот только Аркадий никак на это не соглашался.

– Мы живем в самом красивом городе мира и этого не видим. Давай взойдем на эту чертову гору и посмотрим на Прагу сверху! Так познаются слава и величие творения!

Аркадий отказывался потому, что знал: это приведет к ссоре. Он любил ссоры, заканчивающиеся нежным примирением. Они ссорились из-за леса не совсем всерьез. Повод для ссоры они могли найти любой. Им просто нужно было чем-то заняться, а ссора была всего лишь прелюдией… Яну больше всего нравился лес осенью. Листья падают на землю и шелестят под ногами. Аркадий мог выдержать пребывание в лесу только летом, когда жара разрывает легкие, пока ты, тяжело дыша, поднимаешься по холму.

Лес зимой вызывал у него в лучшем случае прагматический интерес. Там слишком много теней. И с зимним лесом связано множество суеверий, а также детские воспоминания о том, как маленький Аркадий собирал хворост, чтобы не замерзнуть. Даже запах осеннего леса напоминал ему о мрачных мастерских в Советском Союзе, в которых ему пришлось работать с отцом-кукольником. Руки Аркадия были покрыты шрамами, оставленными инструментами. Когда он с отсутствующим видом смотрел из окна, кончики его пальцев касались этих рубцов, напоминавших молодому человеку о его миссии. Возможно, он излишне упрям, но он просто не мог лазать по горам вместе с Яном, когда его ожидало столько дел.

Он, однако, ходил обедать. Человеку нужно есть. Когда Ян добрался до двери их квартирки, насвистывая под нос мотивчик из концерта со скрипкой Бетховена, вернее, повторяя снова и снова один такт, выдержанный в аллегро, Аркадий оторвался от учебы и схватил свое пальто. Они заспешили в кафе «Лувр», где собирались отведать фирменное блюдо заведения. Как и вчера, между антре [32]и главным блюдом Ян медленно, подчеркнуто небрежно снял салфетку с колен, свернул ее и положил на тарелку. Чуть заметно улыбнувшись Аркадию, сидевшему напротив, он встал и направился в уборную. В пепельнице осталась лежать прикуренная сигарета. Это был сигнал. Официант поймет, что Ян вернется и докурит сигарету, а Аркадию следовало найти Яна в туалете.