Энтон Дисклофани - После бала

Я больше никогда не разговаривала с Мэри Фортиер. Хотя однажды попыталась. Я приехала в Эвергрин, когда была на четвертом месяце беременности и животик только начал показываться. Я забеременела через месяц после исчезновения Джоан. Поначалу я боялась за ребенка, который рос внутри меня, боялась разрушить его жизнь своей печалью. Мне было плохо, когда я носила Томми, но на этот раз токсикоз был намного сильнее. Я целыми днями лежала на прохладной плитке, приподнимаясь на руки и колени лишь для того, чтобы меня вырвало. У моих страданий была цель, она заключалась в разительном контрасте тщетному желанию увидеть Джоан. Моя тоска никогда не вернет ее обратно. Я так и не понимала, что именно Мэри поняла из исчезновения Джоан.

В конце концов, я не могла решить, что хуже: не знать, что происходит в жизни твоей дочери, или же знать, что она обвела тебя вокруг пальца. Что она разыграла свое исчезновение, по крайней мере частично, потому что не хотела тебя больше видеть.

Я прочитала некролог Фарлоу в «Хрониках». Не планировалось никаких похорон, никакого приема. Я так много раз видела фотографию, которая сопровождала некролог: молодой Фарлоу стоит на нефтяном месторождении, вся жизнь впереди, а Джоан нет и в планах. Как же повезло Фарлоу, что он потерял рассудок до того, как пропала Джоан. Он просто не пережил бы ее исчезновение. Я надеялась, что он умер в мире, где его прекрасная дочь была рядом и любила его.

Я начала забывать. То ли это великая милость нашего ума, то ли его злая шутка: мы забываем тех, кого любим. Если поначалу я думала о ней тысячу раз в день, то спустя год после ее исчезновения я начала думать о ней девятьсот девяносто девять раз в день, и так по нисходящей, пока мне не потребовалось посмотреть на фотографию, чтобы вспомнить ее лицо. Но голос Джоан – глубокий, немного сиплый – я буду помнить всегда.

Я поехала в Эвергрин, чтобы выразить соболезнования. Рэй с Томми ждали меня в машине. Теперь я постоянно трогала свой живот, результат того, что я оторвала себя от Джоан. А Томми – Томми расцвел после ухода Джоан. Как бы я хотела, чтобы она его увидела, чтобы насладилась видом маленького мальчика, которым он становился. Он уже прекрасно разговаривал, у него появились предпочтения, о чем я даже не мечтала: он любовался птицами, которые прилетали к кормушке за окном, а особенно ему нравились колибри. Он любил музыку, звон бокалов. Мы с Рэем обнаружили это, когда в один из вечеров, отмечая годовщину нашей свадьбы, чокались бокалами шампанского. Он теперь каждый раз чокался своим молоком с нашими стаканами воды перед ужином. Я больше не прятала его; и мне было стыдно, что я вообще когда-то это делала.

Дверь открыла Дори. Мэри была в Галвестоне.

– Она теперь живет там, – сказала Дори.

– Одна?

Дори кивнула:

– Совсем одна.

Я начала было уходить – Дори не пригласила меня войти, но затем передумала.

– Я хочу посмотреть на него. На фотографию.

– На кого?

– Ты знаешь, – тихо сказала я.

Дори не двигалась. Я никогда ей не нравилась, даже в детстве.

– Хоть одна, но должна же быть, – сказала я.

Она кивнула едва заметно и спустя минуту вернулась с маленькой серебряной рамкой, отполированной до блеска. Она открыла дверь-ширму и положила рамку мне в руку.

– Дэвид, – сказала я. У него были глаза Джоан, ее изгиб рта. – Он был очень красивым. – И это правда.

– Ты и половины не знаешь, – мягко сказала Дори.

– Он похож на Джоан. Маленькая копия Джоан. – Он улыбался, смотрел в сторону. Ему было примерно четыре года – уже не малыш. Хотелось думать, что он смотрел на маму, на женщину, которая всю жизнь любила лишь одного человека: его.

Он выглядел как все остальные дети. Он не мог постигнуть всю глубину материнской любви. Я вернула рамку Дори.

– Где она стоит? – спросила я.

– На моей прикроватной тумбочке. У мисс Фортиер тоже была одна. Она забрала ее.

Я кивнула и сделала шаг назад. Мне было тяжело находиться здесь, в Эвергрине. Я надеялась, что вот-вот из-за дома выйдет Джоан в своем красном купальнике, улыбнется и позовет меня к бассейну.

– Его любили, – сказала Дори с рвением в голосе, перед тем как я ушла. – Его обожали.

Моя дочь родилась в апреле, когда цвели азалии. Мы назвали ее Эвелин, в честь бабушки Рэя. Рэй спросил, не хочу ли я, чтобы ее среднее имя было Джоан, но мне это было не нужно. Я хотела, чтобы это имя умерло с Джоан, со мной.

Когда Эвелин было шесть месяцев, а в Хьюстоне уже не было жарко, как в аду, я открыла конверт без обратного адреса. Я не сразу заметила колье Джоан, то самое, которое много лет назад ей подарил Фарлоу. Я не видела его со школьных лет.