Давид Фонкинос - Семья как семья

Мы зашли в заурядное кафе с большим телевизором, на экране которого мелькали видеоклипы. По-моему, Валери слегка принарядилась, но все было достаточно скромно, так что я в этом даже не уверен. Наверно, ей хотелось выглядеть в книге как можно лучше [6] Она не знала, что я не люблю описывать внешность моих персонажей. . Я намеревался задать ей множество вопросов, чтобы по максимуму использовать отведенное нам время. Но она меня опередила:

– Сегодня утром я купила одну из ваших книг.

– О, спасибо. Я мог бы ее вам подарить.

– Не благодарите. Мне просто хотелось немного лучше узнать человека, которому я собираюсь все рассказать.

– Понятно. Но в своих романах я очень мало говорю о себе.

– Я заметила, что сведений о вас там практически нет, но думаю, что это все же поможет мне понять вас немного лучше. Например, уловить интонацию. Я прочла всего несколько страниц, но, по-моему, в книге ощущается ирония, вызванная разочарованиями.

– Вот как… Что ж, значит, вы так ее восприняли.

– У вас, случайно, нет депрессии? – спросила она, улыбаясь.

– У меня? Нет… вовсе нет.

– Ваш юмор… он такой… депрессивный.

– Ну, раз вы так считаете…

– Но довольно милый.

– Спасибо.

– Можно задать вам личный вопрос?

– Можно.

– Вы женаты?

– …

Я вполне мог бы не записывать этот разговор и свой ответ ей. Оставить в романе только то, что касается семьи Мартен. Но я не могу скрывать их потенциальные контакты с другими людьми – это ведь тоже часть моего замысла. Вмешиваясь в чужие жизни, я сам становлюсь действующим лицом. Стало быть, нельзя исключить, что и я сделаюсь одним из героев этой истории.

Но сейчас мне следовало ей ответить. Ответить… что? Мне всегда было трудно говорить о себе. Едва ли возможно узнать что-нибудь про меня из моих романов, но я вообще человек довольно закрытый. Я никогда не испытывал потребности кому-нибудь довериться. Конечно, в трудные моменты советы или утешение близкого человека могут пролить бальзам на душу. Но мне кажется, что с сильным страданием не справятся никакие слова. Мои душевные раны часто затягивались в молчании. И еще: может, это звучит абсурдно, но я убежден, что знаю себя лучше, чем кто бы то ни было; я вижу свои ошибки и недостатки, вижу собственные упущения. Поэтому сокровенное я храню в себе. Хотя иногда и мне случается чем-нибудь поделиться – за обедом с друзьями, когда начинается обязательный обмен признаниями. Короче говоря, нет ничего удивительного в том, что я так предан писательскому делу: это лучший способ путешествовать вдали от себя самого. И я скорее стремлюсь убежать от себя, чем себя понять. Однако же приходится вот рассказывать о своей внутренней жизни не только Валери, но вместе с ней и читателю. По-другому не бывает: от расспросов уклониться невозможно. Вечно нужно сообщать, кто ты такой, что любишь, чем занимаешься, живешь один или с кем-то. Итак, раскрываться перед чужими людьми для меня равноценно тому, чтобы проводить отпуск, не покидая своей улицы.

Было и еще кое-что, буквально ввергнувшее меня в ступор. Слова Валери о том, что она находит мой юмор «довольно милым». Это не предвещало ничего хорошего. Обед явно оборачивался неприятностями. Я пришел сюда, чтобы написать о ней, а не затем, чтобы множить сложности. Не так-то легко привлекать к делу живых людей: приходится устанавливать с ними правильную дистанцию. Чрезмерный холод – не выйдет вообще ничего; чрезмерная душевность – выйдет неестественно. У меня никогда не было проблем с выдуманными персонажами, они не пытались со мной взаимодействовать. Можно ли представить Джульетту, спрашивающую Шекспира, женат ли он? Я начал сомневаться в своих силах. Не говоря уж о том, что только такой удрученный жизнью человек, как Валери, мог найти во мне что-то «милое». Моя способность обольщать уже давно напоминала фильм Бергмана (без субтитров).

Надо было перестать вилять и постараться вести себя как можно естественнее. «Я не женат, – ответил я. – И с недавних пор я одинок». По взгляду Валери я видел, что ей хотелось узнать побольше; так или иначе, она ждала продолжения. И я продолжил. Моя последняя подруга после шести лет нашей совместной жизни решила уйти. Практически в одночасье. Конечно, у нас были взлеты и падения, но я думал, что это нормально, что так проявляется страсть, всяческие сердечные блуждания не меняли сути: мы любили друг друга… Я рассказывал это, поскольку выбора у меня не было: чтобы получить, надо дать. Внезапно Валери прервала мой рассказ: