Хуан Васкес - Звук падающих вещей

– Как странно, Рикардо, – сказал я. – Я никогда не спрашивал, чем вы занимаетесь.

– Это правда, никогда, – заметил Лаверде. – Я тоже вас не спрашивал. Но это потому, что я решил, что вы преподаватель, как и все здесь, в центре же полно университетов. Вы преподаватель, Яммара?

– Да, – ответил я. – Преподаю право.

– О, это хорошо, – сказал Лаверде с кривой улыбкой. – В этой стране как раз не хватает адвокатов.

Казалось, он собирался добавить что-то еще. Но промолчал.

– Но вы мне не ответили, – настаивал я. – Чем вы-то занимаетесь, чем зарабатываете?

Он молчал. Что-то происходило в его голове в эту пару секунд: только теперь, со временем, я понимаю, что. Он взвешивал, прикидывал, сомневался.

– Я пилот, – сказал Лаверде тоном, которого я никогда раньше не слышал. – Точнее, был пилотом. Можно сказать, пилот в отставке.

– Пилот чего?

– Всего, что летает.

– Это понятно, но все же? Пассажирские самолеты? Вертолеты наблюдения? Я, признаться, не большой знаток…

– Послушайте, Яммара, – прервал он меня спокойно, но твердо. – Я не рассказываю о своей жизни первому встречному. Не путайте бильярд с дружбой, сделайте одолжение.

Я мог бы обидеться, но не стал: в его словах за внезапной и, казалось бы, беспричинной агрессией крылась мольба. После грубого ответа последовали жесты сожаления и примирения, так ребенок отчаянно просит простить его выходку, и я простил ему грубость, как прощают проступок ребенку.

То и дело к нам подходил дон Хосе, управляющий: лысый толстяк в фартуке мясника наполнял наши стаканы льдом и ромом, а потом сразу же возвращался на свою алюминиевую скамейку у бара и снова утыкался в кроссворд в журнале «Эль Эспасио». Я думал о Елене де Лаверде, жене моего собеседника. Однажды сколько-то лет назад жизнь Рикардо изменилась, и он угодил за решетку. Но за что? И разве жена не навещала его все эти годы? И как случилось, что пилот проводит дни и просаживает деньги в бильярдной в центре Боготы? Возможно, тогда впервые мне пришло в голову, интуитивно и как-то само собой, то, что потом не раз приходило на ум, воплощалось в других словах, а иногда даже и не требовало слов: Рикардо не всегда был таким. Раньше он был совсем другим человеком.

Уже стемнело, когда мы вышли на улицу. Я не помню, сколько было выпито в бильярдной, но знаю, что ром ударил нам в голову и тротуары Ла-Канделарии стали такими узкими, что по ним едва можно было пройти. Люди выходили из контор, спешили домой, или в магазины, чтобы купить рождественские подарки, или сбивались в кучки на углах, поджидая автобуса.

Стоило нам выйти, и Рикардо Лаверде тут же налетел на даму в оранжевом костюме (во всяком случае, он выглядел оранжевым при желтом свете фонарей). «Смотри, куда прешь, дурень», – сказала женщина, и мне стало ясно, что оставить его одного в таком состоянии было безответственно и даже рискованно. Я предложил проводить его, и он согласился или по крайней мере не возражал.

Через несколько минут мы миновали закрытые двери церкви Ла-Бордадита, а еще через мгновение оставили позади толпу и словно оказались в другом городе, где действовал комендантский час. Задворки Канделарии – место вне времени: только на некоторых улицах в этом районе Боготы можно представить, какой была жизнь столетие назад. Вот тогда-то, во время этой прогулки, Лаверде впервые и заговорил со мной как с другом. Сначала я подумал, что он пытается помириться после его недавней беспричинной грубости (алкоголь частенько вызывает такие раскаяния, эти признания вины); но потом мне показалось без всяких на то оснований, что было что-то еще, что он срочно решил мне сообщить и никак не мог отложить на потом. Я, понятно, навострил уши, как делают все, когда пьяницы начинают рассказывать свои пьяные истории.

– Эта женщина – все, что у меня есть, – сказал он.

– Елена? – уточнил я. – Ваша жена?

– Она все, что у меня есть. Не спрашивайте меня о подробностях, Яммара, о своих ошибках трудно рассказывать. Я ошибался, как и все. Больше того, я облажался. Здорово облажался. Вы еще очень молоды, Яммара, так молоды, что, возможно, вы все еще девственник в смысле ошибок. Я не о том, что вы, возможно, разбили сердце какой-нибудь девушке или, наоборот, увели ее у лучшего друга, это детские забавы. Я имею в виду настоящие ошибки, Яммара, вы едва ли знаете, что это такое. И лучше не знать. Пользуйтесь этим преимуществом, Яммара, пользуйтесь, пока можете: человек счастлив, пока не облажается так, что уже нет никакой возможности все вернуть. Вот это я и собираюсь исправить. Елена приедет, и я снова попытаюсь вернуть все, как было. Она – любовь всей моей жизни. Мы расстались, не хотели расставаться, но пришлось. Жизнь разлучила нас, она иногда делает такое. Я облажался. Облажался, и мы расстались. Но важно не облажаться снова. Яммара, слушайте меня внимательно: можно облажаться, но важно знать, как все исправить. Пусть даже прошло время, может быть, даже годы, но никогда не поздно починить то, что сломалось. Я так и сделаю. Елена приедет, и я все исправлю, ни одна ошибка не навсегда. Все это было давным-давно. Думаю, вы тогда даже не родились. Допустим, в семидесятом году или около того. Когда вы родились?