Я уставилась на нее, удивленная гораздо больше, чем если бы это был Альбер, которого мы так ждали.
– Вы не представляете себе, как спокойны мы были все эти годы, – сказала бабушка настоятельнице, – путешествуя с места на место и зная, что наши дорогие внучки находятся на вашем попечении. Эта нелегкая кочевая жизнь не для детей. Однако теперь мы слишком стары для путешествий. – Она прищелкнула языком, как многие взрослые, и предложила нам лимонные пастилки.
Они с дедушкой приобрели небольшой домик в Клермон-Ферране, деревне, расположенной в нескольких минутах езды на поезде, и нас пригласили туда на пару дней, чтобы отпраздновать le quatorze juillet [4] Четырнадцатое июля ( франц .).
, День взятия Бастилии. Наконец-то мы выбрались из монастыря, пусть и ненадолго.
Я не сказала вслух, о чем думаю, но уверена: у Габриэль были те же мысли . Может быть, наш отец сейчас в Клермон-Ферране. Может быть, он ждет нас там.
Где-то глубоко внутри меня, в пустоте, где должна была жить любовь, я не могла подавить эту слабую, возможно, глупую надежду, что Альбер вернется. Не прежний Альбер, а новый – тот, которому мы нужны.
Мы последовали за бабушкой к вокзалу. В Клермон-Ферране она привела нас к покосившемуся домику с единственной комнатой, загроможденной множеством предметов, предназначенных для продажи на местном рынке: спущенными велосипедными шинами, заплесневелыми коробками, покрытыми толстым слоем копоти кастрюлями. Вдоль стен возле плиты выстроились ряды щербатых разномастных тарелок. Коллекция старых, сломанных зубных протезов, пожелтевших и выглядевших просто ужасно, вызывала омерзение. Похоже, здесь ничего и никогда не выбрасывали.
Очутившись посреди столь чудовищного беспорядка, мы не сразу заметили девушку, стоявшую возле кровати. На вид ей было лет пятнадцать, как Габриэль, или, может быть, шестнадцать, как Джулии-Берте; она направилась к нам, явно волнуясь и улыбаясь с такой теплотой, от которой мы давно отвыкли.
– Габриэль? – неуверенно спросила она. – Джулия-Берта? Вы меня помните? Маленькая Нинетт! Как же это было давно! Кажется, мы познакомились на одной из ярмарок. До чего же вы трое хорошенькие!
У девушки была такая же длинная шея, как у Габриэль, такие же тонкие черты лица и худощавая, немного нескладная фигура. На ней тоже была монастырская одежда, но в отличие от нас она носила ее непринужденно и с достоинством, так что это совсем не походило на обычную форму. Краем глаза я заметила, как Габриэль заправляет распущенные волосы за уши. Должно быть, мы смотрели на девушку слишком уж тупо, потому что наконец заговорила бабушка:
– Вот глупые девчонки! Это Эдриенн – моя младшая дочь. Сестра вашего отца. Одним словом – ваша тетя.
– Тетя? – удивилась Джулия-Берта. – Она слишком молода, чтобы быть нашей тетей.
– Тем не менее она ваша тетя, уж я-то точно знаю, – ответила бабуля. – Я произвела на свет девятнадцать душ. Ваш отец был первым, когда мне было шестнадцать, Эдриенн – последней.
– Грандиозный финал, – прокомментировала девушка, делая очаровательный маленький книксен.
Тетя, одетая, как девочка из монастыря? Тетя почти одного с нами возраста? Мы с Габриэль словно проглотили языки.
– Ах, девочки, не смотрите так растерянно, – снова заговорила бабушка. – Эдриенн ничем от вас не отличается. Она учится в монастырской школе в Мулене. Прежде чем le quatorze juillet закончится, вы станете друг другу как сестры.
Может быть, сказалось смущение от пребывания в новом месте, но на какой-то удивительный момент мне почудилось, что у Эдриенн есть аура, облако золотого света, исходящего от нее, как у святой на молитвенной карточке. Я взглянула на Габриэль. Обычно она насторожено относилась к новым знакомым, но сейчас расслабленно улыбалась. Эдриенн выглядела как девушка, которая многому могла нас научить, и я поймала себя на том, что тоже сияю.
ЧЕТЫРЕ
Благословенная Эдриенн. Ее первым святым поступком было вытащить нас из этого темного, тесного дома.
– Потому что, маман, я их тетя, – авторитетно заявила она, убеждая бабушку, что может отвезти нас в город на прогулку. – А это значит, что я могу сопровождать девочек.
Прежде чем бабуля успела возразить, мы последовали за Эдриенн к двери. Джулия-Берта решила остаться и помочь рассортировать пуговицы.
На мощеных улицах города царило оживление. На зданиях и фонарных столбах радостно развевались трехцветные флаги. Повсюду экипажи, цокот копыт, крики разносчиков, выгружающих мешки с мукой и банки с горчицей. Уличные кафе заполнили старики, желающие выпить чашечку кофе, на рынках суетились женщины, придирчиво осматривая яблоки и дыни. Ближе к центральной площади стучали молотками рабочие, собиравшие сцены и киоски для завтрашнего праздника.
Читать дальше