Рафел Надал - Проклятие семьи Пальмизано

После войны в Беллоротондо осталось много вдов, но в качестве прозвища это слово закрепилось за Донатой и Франческой. Когда они решили поселиться вместе, чтобы разделить свое горе, люди не случайно окрестили дом Франчески на площади Санта-Анна Домом вдов. В любой деревне молодые и красивые вдовы ценятся высоко, но эти, безусловно, выделялись на общем фоне. Доната была красива спокойной, приветливой красотой; у нее были очень живые карие глаза, а на губах легко появлялась улыбка. Вдова последнего Пальмизано не скрывала своего крестьянского происхождения, она была исполнена скромного очарования пастушки, сошедшей со страниц воспевавшего буколические сцены рекламного календаря. Вдова же Конвертини успела за три года супружеской жизни дополнить свою природную красоту соблазнительной элегантностью представительницы одной из богатейших семей Апулии. Внешность Франчески была эффектной: роскошные длинные черные волосы, смуглая кожа, потрясающие зеленые глаза и блестящие, влажные, аппетитные губы. И тело великолепное: тугие округлые груди, как два персика, сильная спина, полные бедра и гибкая как тростник талия, что плавно изгибалась в такт шагам ее длинных ног.

Сначала вдовы рыдали сутки напролет. Спустя какое-то время они научились сдерживать слезы, но проводили дни, бродя по дому как неприкаянные души. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Франческа не зашла на кухню, улыбаясь во весь рот, – Доната последний раз видела ее такой, когда их мужья были еще живы и приезжали в отпуск.

– Я жду ребенка!

Доната вскочила и обняла кузину, так же засияв от радости. Но, снова опустившись на лавку, она невольно прикусила губу. Франческа заметила ее беспокойство, не вязавшееся с чудесной новостью. Что-то было не так.

– Что такое? Ты не рада? – спросила она.

– Конечно же, рада… – Доната замялась. И наконец выпалила: – Я тоже беременна!

– Да ты что! И ты молчала? – Франческа громко рассмеялась. Она схватила Донату за руки, подняла с места и закружила. – Ура! Если родятся мальчик и девочка, то когда вырастут, мы их поженим!

– Не шути, Франческа. Я и так ночей не сплю. Мне страшно.

– Почему?

– А если родится мальчик?

– И что? Ты не хочешь мальчика?

– Мне нельзя рожать мальчика! Я обреку его на проклятие Пальмизано! Как я буду кормить его, думая, что его убьют, когда он вырастет! Не знаю, что сделали Пальмизано, за что на них обрушился Божий гнев, но как я могу пожертвовать сыном!

– Это в прошлом, Доната, война окончилась.

– Войны никогда не оканчиваются насовсем. Они всегда возвращаются. Война, считавшаяся оконченной, украла у нас с тобой половину жизни!

Франческе не хотелось быть суеверной, но очевидно, что Доната права: по какой-то неизвестной причине Господь решил наказать Пальмизано и приговорил их мужчин к смерти. Франческа обняла двоюродную сестру, гадая, как же могло получиться, что новая жизнь, зародившись, принесла с собой столько страхов.

Они долго молчали. Наконец Доната отстранилась и, умоляюще глядя в самую глубину огромных зеленых глаз Франчески, попросила:

– Ты должна пообещать мне, что если родится мальчик, ты возьмешь его к себе и воспитаешь как Конвертини. Мы назовем его Витантонио. Только мы будем знать, что это в честь моего Вито Оронцо, отца ребенка, и твоего Антонио, который даст ему фамилию и надежду пересилить проклятие Пальмизано.

В следующие месяцы, пока Франческа ходила по деревне, выставив живот, Доната прятала свою беременность в доме-пещере, вырубленном в горе в Сасси – скальном пригороде Матеры, откуда была родом вся ее семья. Когда приблизилось время родов, она тайком вернулась в Беллоротондо, в Дом вдов. Оба ребенка появились на свет в День святой Анны, ранним утром 26 июля 1919 года. Доктор Риччарди, единственный, кого посвятили в тайну, присутствовал при родах, которые удачно совпали с отвлекшим внимание людей праздником в честь святой покровительницы деревни – пусть и скромным в то лето из-за того, что многие семьи были еще в трауре.

Доната родила первой, сразу после полуночи. Доктор взял ребенка на руки и медлил, сколько было возможно, прежде чем вымолвить:

– Мальчик.

Мать закрыла глаза, чтобы подавить рвавшийся наружу из самой глубины ее существа крик отчаяния. Ее словно пронзило острое лезвие. Затем она открыла полные безутешных слез глаза и попросила:

– Дайте мне его, Габриэле.