Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка

Сэмюэль понял намек. Что бы он сейчас ни сказал и ни сделал, все обернется против Тоя.

И все равно в следующие пару недель вся семья пыталась образумить Тоя. А Той уверял, что за всю жизнь он не поступал разумнее.

– Если будут судить меня, – доказывал Сэмюэль, – то, скорее всего, за превышение пределов необходимой обороны. А тебя обвиняют в умышленном убийстве.

В тот день они могли говорить свободнее, чем всегда. Эрли уже не ставил у дверей охранника – давно убедился, что Той не сбежит.

– Да, так и есть, – кивнул Той. – А если бы я остался здесь, на свободе, то кончилось бы еще одним убийством. – Не было нужды объяснять, что речь о Бернис. Пока Сэмюэль медлил с ответом, Той направил его мысль в иное русло: – Знаешь, Сэмюэль, почему я убил Йема Фергюсона?

Сэмюэль опешил. До сих пор убийство Фергюсона было чем-то вроде мифа – может, и правда, но никто не надеялся узнать наверняка.

– Я его убил, – сказал с горечью Той, – защищая честь Бернис.

И засмеялся. Смех тоже вышел горьким.

– Я убил человека, защищая то, чего нет. Может, за это я и расплачиваюсь, а ты получил то же, что и я много лет назад. Отсрочку. – И, глядя Сэмюэлю в глаза, сказал главное: – Мне здесь ничего хорошего уже не сделать, а ты можешь. Так что уж постарайся. Думаешь, как сложилась бы жизнь детей, будь ты здесь, на моем месте? Не знаешь? Ну так я скажу.

Но Сэмюэль знал. Все знал.

Калла пыталась отговорить Тоя, но он уже все обдумал. Сколько ни толкуй ему, не переубедишь.

– Понимаю, почему ты так поступаешь, – говорила Калла. – Но не могу смотреть спокойно. Ты не заслужил и половины того, что тебе выпало в жизни. Ты и так хлебнул горя, а тут еще и это.

– Зла я за свою жизнь тоже понаделал, – мягко сказал Той.

– Но и за чужое зло ты не в ответе, – настаивала Калла. – Ты ко всем справедлив, кроме себя.

– Нет, – вздохнул Той, – и к себе справедлив.

Калла потянулась сквозь решетку, он взял ее за руку. Лицо его на миг омрачилось.

– Ты не думай, я не рвусь туда, куда меня пошлют, – сказал он матери. – Но что поделаешь, в жизни случаются расставания. Все мы расстаемся, рано или поздно. Если уж уходить, то пока свеж вкус любви.

Позже зашла Уиллади повидаться с братом. Сердце было как кусок свинца.

– Знаю, ты меня слушать не станешь, – начала она. – Если ты не хочешь слышать, тебя не заставишь. Но на этот раз придется меня выслушать, потому что мы все тебя любим и не хотим потерять.

Той улыбнулся:

– И не потеряете. Просто я буду в других краях.

Уиллади затрясла головой, и злые слезы так и брызнули.

– Хватит, Той! Хватит улыбаться и делать вид, будто тебе все нипочем. Все эти годы, что бы ни случилось, ты прятал от всех боль. И когда пришел с войны на одной ноге, и когда Бернис превратила твою жизнь в ад, но сейчас дело другое. Конечно, если мы расскажем шерифу всю правду – не мозесовскую, а просто правду, – ни один суд присяжных не будет строг к Сэмюэлю.

– Не обманывайся, – возразил Той. – Люди судачат у нас за спиной. Спрашивают друг у дружки, что же такого натворил Сэмюэль, что его выгнали из церкви. А еще похождения Бернис и ее разговоры на каждом углу, что Сэмюэль бегал за ней, пока она не сдалась, и при всяком удобном случае уводил ее в вашу спальню, пока ты работала в баре…

Уиллади вытаращила глаза.

– Тебе в лицо этого не скажут, – продолжал Той. – Мне в лицо тоже не говорили, зато говорили в сторону, при мне. Только оттого, что из меня слова не вытянешь, меня держат за глухого.

Пришли дети. Сван, Нобл и Бэнвилл. От горя они не могли говорить, и Той просто обнял всех троих покрепче, хоть и мешали прутья решетки, и разрешил оставаться с ним сколько они пожелают.

– Когда ты вернешься, мы уже вырастем, – печально сказала Сван.

– Да, – кивнул Той. – А я буду уже стариком. Но любить вас буду ничуть не меньше. – И спросил у Бэнвилла: – Хорошо себя ведешь?

– Хорошо, как всегда. – Бэнвилл вздохнул тяжко, по-стариковски. – Так хорошо, что аж скучно.

Той улыбнулся, но дети не видели улыбки – все трое прижались к его груди, проклиная решетку, что мешала им.

– Ты как, уже получше, Сван? – спросил Той.

– Бабушка Калла говорит, будет лучше.

– Бабушка права, – сказал Той. – Помни ее слова.

И обратился к Ноблу:

– А ты, дружище? Все хорошо?

Нобл отступил на шаг и заглянул дяде в глаза.

– Не упускаю почву из-под ног, – ответил он. – Как ты учил.

Довольный Той кивнул.

– Значит, – сказал он, – я могу вздохнуть спокойно.