Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка

Джон вынул из ствола шомпол, обмотанная вокруг него промасленная тряпка была вся в саже. Джон, сердито щурясь, глянул на ствол.

– Ты ждешь от нас веры во всякую чушь, – проворчал Джон, будто Бог сидел напротив, на расстоянии вытянутой руки. – В то, что Ты есть любовь, – понизил он голос. – Будь Ты любовь, не допустил бы, чтобы моему Уолтеру вспороли брюхо, как свинье…

Другой тряпкой, что носил в нагрудном кармане комбинезона, Джон стал натирать приклад. Слезы затуманили ему глаза, покатились по дряблым щекам. Джон их не утирал.

– Если Ты есть любовь, – взревел он, – грош цена такой любви!

Дети прятались за густой стеной Колючей Проволоки, глядя на Врага сквозь крохотные просветы меж шипастых веток ежевики. Старика они видели хорошо, а он их видеть не мог.

Сван не покидало чувство, что им здесь не место. Одно дело шпионить друг за другом, понарошку. Другое дело дедушка Джон. Никогда они не видели его слез, думали, он не умеет плакать. Когда они гостили у него, днем он отсыпался, а ночью хозяйничал в баре. Пересекались они лишь в редкие минуты, когда он молча проходил через комнату или сидел за ужином, ковыряясь в тарелке. Мама рассказывала, что дедушка Джон не всегда был такой, что в ее детстве он был чудо, но его «жизнь потрепала». Посмотреть на него сейчас, так она была права.

Сван дернула Нобла за рукав, порываясь уйти, но он жестом показал: пикнешь – убью.

Дедушка Джон, отчаявшись докричаться до Бога, завел песню.

– Домо-о-о-о-ой! – тянул он фальшиво, голос дрожал. – Домо-о-о-о-о-о-о-ой!

Сван и Бэнвилл тревожно переглянулись. Час от часу не легче.

– Больше не скитаться по земле чужо-о-о-ой… – завывал дедушка Джон, но дальше забыл слова и, взяв пару фальшивых нот, переключился на песню Хэнка Уильямса, которую тоже не помнил целиком: – Козодой кричит в ночиииииии… слезы на глазаааах… та-та-там… жить уже нет сииииил…

Он достал из кармана патрон, зарядил дробовик.

– Ах, как одиноко мне… жить уже нет сиииил… – Голос его сорвался. – Ах, как одиноко мне…

Как заезженная пластинка, подумала Сван.

– Тянет умере… – запел Джон, но последнее слово не шло с языка. Покачал головой, вздохнул протяжно. И сунул в рот дуло.

Сван вскрикнула. Нобл и Бэнвилл вспорхнули, точно спугнутые перепелки.

На спусковой крючок дедушка Джон нажать не успел, и вместо того, чтобы на глазах у внуков вышибить себе мозги, он дернулся и треснулся головой о ствол дерева. Дуло выскочило изо рта, а за ним и вставная челюсть, ускакавшая в заросли ежевики, где тряслись от ужаса дети. Беззубо шамкая, дедушка Джон вскочил, потрясенный и уязвленный.

Дети уставились в землю. Когда они подняли головы, дедушка Джон уже ломился сквозь заросли к дому. Он словно растворился в ажурной игре света и тени, отбрасываемой листвой. Он не исчез из виду, а слился с деревьями и подлеском, будто был частью леса, а лес – частью него.

К ужину дедушка Джон не вышел, а сразу открыл бар. Калла, Уиллади и дети, сидя на кухне, слышали гул за стеной. В прошлом году Джон купил подержанный музыкальный автомат, и каждый вечер посетители испытывали его на прочность. Сван, Нобл и Бэнвилл беспокойно переглядывались.

Наконец Калла не выдержала.

– Вот что, – сказала она, – я хочу знать, в чем дело, прямо сейчас.

Бэнвилл сглотнул. Нобл сдвинул на лоб очки. Сван выудила из кармана джинсов дедушкину вставную челюсть.

– Дедушка потерял, а мы нашли.

– И потому у вас такой виноватый вид? – сердито сказала Калла.

Сван разозлилась. В каждом мимолетном выражении лица ребенка взрослые видят вину.

– Мы не виноваты, – сказала Сван чуть громче, чем следовало. – Мы волнуемся. Дедушка Джон сегодня чуть не убил себя – если б не мы, он бы застрелился.

Уиллади тихо ахнула.

Калла только головой покачала:

– Не застрелился бы. Духу не хватает.

Уиллади с упреком посмотрела на мать.

Калла полила крекеры томатной подливкой.

– Прости, Уиллади. Я устала пугаться. Это далеко не первый раз. Дети, ешьте окру.

Уиллади промолчала, но по лицу было видно, что задумалась. После ужина она вызвалась убрать со стола и попросила мать уложить обормотов. Бабушка Калла тут же ответила: «Предоставь мне это грязное дельце!» – и обе рассмеялись. В спальню дети поднимались надутые. Возмущаться было бесполезно, ну да ладно, они знают, как отомстить мучителям. В следующий раз, когда будут играть в шпионов, возьмут в плен парочку женщин и учинят им допрос с пристрастием.