Маргерит Дюрас - Вице-консул

Вице-консул временами выглядит так, будто он очень счастлив. Будто голову теряет от счастья временами. Сегодня вечером его общества не могут избежать; не потому ли? Как это странно, этот его вид сегодня вечером. До чего он бледен… словно пребывает во власти какой-то сильной эмоции, но выхода ей не даст никогда, почему?

Вокруг шепчутся: он разговаривает вечерами с директором клуба, и только один этот человек хоть немного общается с ним. Эта исправительная школа в Аррасе, о которой он рассказывал, наводит на мысли. Север. Ноябрь. Мухи вокруг голых лампочек, коричневый линолеум, в подобных заведениях всегда такой, как будто сами там были… Форменная одежда, двор с решетками. Па-де-Кале и его розовые туманы зимней порой, говорит он, как будто сами там были, бедные дети. Но это, не иначе, для отвода глаз?

– Расскажите мне о мадам Стреттер.

– Безупречна, и добра, конечно, вы сами не раз убедитесь… И милосердна. Она даже делает такие вещи, которые другим, до нее, и в голову не приходили. Пройдитесь к пристройкам, вы увидите за кухней посольства свежую воду для нищих, она не забывает, сама распоряжается, каждое утро перед теннисом.

– Безупречна, да полноте, полноте.

– Со стороны ничего не заметно, это я и называю безупречностью в Калькутте.

– Но он? Нам нанесли оскорбление. Я никогда его раньше не видел. Высокий, темноволосый, был бы красивым мужчиной, если бы… и молод… увы! Его глаза трудно рассмотреть, лицо невыразительное. Он отчасти мертв, вице-консул из Лахора… вы не находите, что он отчасти мертв?

У женщин, у большинства, белая кожа затворниц. Они живут, затворив ставни, прячась от солнца-что-убивает, женщинам почти нечего делать в Индии, они свежи, они желанны, они счастливы сегодня вечером, выбравшись из четырех стен, во Франции посреди Индии.

– Это последний прием до муссона, видели, какое было небо сегодня утром, вот оно, начинается, полгода этот свет…

– Что бы мы делали, если бы не острова? Они красивы вечерами? Ах… Есть о чем жалеть в Индии…

– Женщины, – шепчутся мужчины, – видеть их такими, как во Франции, даже самая невзрачная здесь, на которую там бы и внимания не обратили, ах! Какое производит впечатление…

Один из мужчин показывает на Анну-Марию Стреттер:

– Я вижу ее каждое утро, когда она идет на теннисный корт; красивое зрелище – женские ноги, здесь, ступающие по этой мерзости. Вы не находите? Выбросьте из головы вице-консула из Лахора.

Чарльз Россетт и другие украдкой наблюдают за ним. Вице-консул этого как будто не замечает. Неужели он не чувствует на себе взглядов? Или его мысли заняты другим? У него все тот же счастливый вид, и непонятно, откуда, от какого видения, от каких дум могло снизойти на него счастье.

Велосипед сегодня утром по-прежнему стоял у ограды.

Посол просит Чарльза Россетта: побеседуйте с ним немного, это необходимо. И он беседует.

– Я трудно привыкаю, – говорит Чарльз Россетт, – должен признаться, что привыкнуть оказалось трудно.

Улыбка. Черты лица вдруг разгладились. Он пошатывается, как днем на аллее.

– Трудно, без сомнения, но что именно трудно для вас?

– Жара, – отвечает Чарльз Россетт, – конечно же, но еще эта монотонность, и этот свет, и никаких красок, даже не знаю, привыкну ли я вообще.

– До такой степени?

– То есть…

– Да?

– Я не горел желанием с самого начала, – говорит Чарльз Россетт: ему вспоминается, – а вы – вы предпочли бы что-нибудь другое… этому?

Губы складываются в гримаску.

– Ничего, – говорит вице-консул.

Это пришло много позже, когда он, в свою очередь, приблизился к велосипеду, когда потерял его из виду и вдруг начал насвистывать старый мотив «Indiana’s Song». Тогда страх был всего сильней, и Чарльз Россетт быстро, очень быстро зашагал к посольству.

Чарльз Россетт говорит, что приехал сюда вроде как студент, посмотреть мир, но день ото дня стареет на глазах. Они смеются. Вокруг шепчутся: вы видели, он смеялся с этим… Самое поразительное, не правда ли, что он принял приглашение. Цинизм? Однако на циника он не похож.

Приходит новый гость, старик англичанин с птичьими глазами и измученной солнцем кожей. Он в Индии очень давно. Это заметно, как если бы он принадлежал к другой расе, вы не находите? Дружеским жестом он увлекает их к бару.

– Привыкайте, здесь наливают себе сами. Я Джордж Кроун, друг Анны-Марии.

Вице-консул слегка вздрогнул. Остановился. Смотрит долгим взглядом на удаляющегося Джорджа Кроуна. И как будто не замечает ни любопытных глаз, ни неизменной пустоты вокруг себя. Он говорит: