Ты спросишь, откуда я о нем знаю, зачем он мне нужен? Все просто. Его я не знаю, но я знаю его бабушку. Вернее, не знаю бабушку, но знаю, кем она была, почему умерла и где ее похоронили. Ну что, начали гореть железки под ушами? У Отто всегда горели, когда он был напуган.
Ты уже догадалась, я чувствую это. Да, бабушку Марата – Майю Гетман, изувечил и лишил жизни испуганный барон Отто фон Вайхен. Марат об этом ничего не знает. Видимо, и не узнает никогда, если ты не расскажешь. Ты расскажешь? Как я люблю поселять в людях таких вот лямблий, ну, и как ты будешь лечиться, а Марта?
Я знал, что Марату предстоит доказывать свое жидовское происхождение, поэтому он вынужден будет наведаться в Житомир, вернее, в ту деревню, где жила его бабушка. Я знал, что он обязательно приедет к подруге своей тети, которая работает в кукольном театре, а ты будешь искать музыкальную школу Лятошинского, находящуюся на той же улице. Я никогда не видел эту Майю, но предположил, что дыма без огня не бывает, поэтому Майя могла действительно внешне напоминать Отто, а значит ты (так как унаследовала черты лица фон Вайхенов) тоже можешь быть похожей на нее.
Так и случилось, вы пересеклись. Я не был уверен, сможете ли вы сблизиться, но предполагал подобное развитие событий, было бы шикарней, если бы вы стали любовниками, но друзья – это тоже неплохо.
Ты вернулась, и я еще раз позвал тебя. Динь-дилинь. Вот ты и получила мейл о новых лекарствах от диабета. То, что ты отзывчивый человек, я быстро понял, поэтому знал: ты не сможешь не обратить внимания на это письмо после того, как узнала о болезни дочери Марата. Но ты опять не почувствовала меня, поручила проверить информацию своему дяде Артуру (какой придирчивый тип). Я сделал очередную попытку, написал шуточное послание, где предупреждал, что тебе не стоит сближаться, любое сближение, это как открытая дверь, Марта, никогда не знаешь, кто зайдет туда первым. Тут я допустил стратегическую ошибку. Я предположил, что вы стали любовниками, что ты думаешь только о нем, но ты умудрилась в это время впустить в свою жизнь Райнера. Поэтому подумала, что над тобой издевается какая-нибудь его подруга.
Ты не реагировала на мои звоночки. Тогда я приехал в Берлин. О, спасибо за это ощущение. Неповторимое ощущение настоящей опасности. Я подошел к тебе, слышал твой голос, ваш разговор, смотрел на ваши руки, фотографировал вас. Я увидел рядом с тобой Адама Шольца. Теперь я знаю, что это стечение обстоятельств, но тогда мне это категорически не понравилось, я знал, что он любовник Доры Тотер-Габор, поэтому по ошибке решил, что она поручила ему следить за тобой, а значит, он может вычислить меня. Спешно я уехал из страны. Они не поймали меня. Но я не успел затронуть тебя, поэтому и пишу это письмо.
Не думаю, что ты перешлешь это письмо в министерство, у них было судебное разрешение на сканирование твоей почты, но оно утратило силу два дня назад, Дора еще не подала заявление на восстановление. Ты не сможешь мне написать, хотя я хотел бы получить от тебя письмо, но это очень опасно, а ты помнишь мои маленькие слабости, я не готов отдавать их вечности.
По поводу Марата. Я знаю и о крестинах. Решай сама, Марта, имеешь ли ты право быть крестной матерью, и готов ли он, Марат, к такой родственной близости и осознанию того, что ответственность за его сына будет нести женщина, дед которой убил его бабушку. Хотя, вина и прощение – тоже мощные мотивы, помни об этом, Марта. Цени жизнь. И – прощай».Райнер читал письмо вместе со мной, я и не думала его прогонять или прикрывать текст руками; поэтому он первым почувствовал эмоциональное землетрясение, которое встряхнуло меня так, что я чуть не упала. Хотя внешне все выглядело так, будто ничего не изменилось, у меня крепкий фундамент. «Что ты будешь с этим делать?» – тихо спросил мой муж. Я молча скопировала письмо, руки тряслись, никогда не думала, что это настолько сложно – просто скопировать письмо, и отправила его Марату. «Правильно, правильно», – поспешно, неизвестно сколько раз, успокоительно повторял мне Райнер.
Марат позвонил через полчаса. Я приняла звонок и его молчание. Я тоже молчала, не знаю, сколько это продолжалось, но он заговорил первым. «Я молчу не из ненависти к нему. Я молчу от жалости и любви к тебе. Я молился, как тогда в церкви на Покров, будто чувствуя наше общее прошлое. За нее, за него. Марта, обиды для тех, кто живет головой к небу, а не для тех, кто уже головой к земле. Вторым они уже не нужны, они ушли в землю вместе с ними. Первые же в состоянии с ними справиться, чтобы не отравлять землю мертвыми обидами. Марта, я очень надеюсь, что увижу тебя еще сегодня вместе с нами». И я ответила как кодом, шифр к которому знали только мы: «PS 204, 16:55».
Читать дальше