Андре Моруа - Земля обетованная

– Он не сможет мне в этом отказать.

– Вполне вероятно, но, если все-таки откажет, вы мне обещаете?

– Обещаю, – в отчаянии ответил полковник.

Генерал Леду, будучи кандидатом в члены Высшего военного совета, не желал ссориться с правительством, каким бы оно ни было, и настаивал на своем приказе, подслащивая его учтивыми сожалениями. Полковник Форжо отказался выполнять приказ и был предан военному суду. Судьи – такие же военные – не могли его оправдать, провинность была слишком очевидной, да, впрочем, он и сам в ней сознался. Его приговорили к однодневному тюремному заключению, обязав к тому же извиниться и одобрить действия начальства. Однако военный министр генерал Андре, располагавший политическими доносами на полковника Форжо, в которых его обвиняли как клерикала и реакционера, отстранил его от должности, иными словами, уволил из действующей армии, разрешив остаться в резерве с сохранением звания и быть призванным в случае мобилизации. Все офицеры гарнизона пришли на вокзал, чтобы проводить полковника в день его отъезда. Он был в штатском и держал за руку свою шестилетнюю дочь Клер. Что касается графини Форжо, гордившейся этой почетной немилостью, она, с ее ростом, возвышалась над всеми собравшимися и главенствовала на своем последнем приеме.

К перрону подошел поезд. Он должен был стоять в Ренне десять минут, и офицеры столпились подле вагона. Малышка Клер, на которую никто не обращал внимания, слушала их разговор. Она понимала, что произошло какое-то большое несчастье.

– Мама, а где Барнабе? – спросила она. – Разве он не поедет с нами?

– Нет, – резко ответила мадам Форжо. – Барнабе был ординарцем твоего отца, а ему теперь ординарец не положен.

– Но почему, мама?

– Я тебе уже двадцать раз объясняла: потому что он больше не командует полком.

Наконец поезд тяжко запыхтел и тронулся. Клер умолкла, глядя в окно на блестящую группу драгунов, которые щелкали каблуками и отдавали честь ее отцу.

Возвращаясь в деревню, где вот уже целый век верховодила его семья, полковник Форжо тоже рассчитывал стать мэром и, таким образом, заняться политической деятельностью, в которой мог найти выход своей энергии. Но ему не удалось добиться избрания в муниципальный совет, и он горько сетовал на «скверный дух», воцарившийся в этой глухомани. Он не понимал, что перебежчиками были, в первую очередь, именно члены семейства Форжо, а не провинция Лимузен. Его дед представлял в этих краях передовые слои общества – бонапартистов, затем орлеанистов, то есть противников традиционной монархии. Его отец стал республиканцем, умеренным, но либеральным, и недругом Мак-Магона. А сам полковник, представитель третьего поколения Форжо, был врагом Республики в глазах местных фермеров-радикалов, которые с неудовольствием смотрели на возвращение в их деревню человека, сурово осужденного «папашей Комбом» и его газетами. Что же касается окрестных помещиков, которые некогда избегали знакомства с «этими Форжо» – аристократами наполеоновского разлива, они, напротив, восхищались теперь отважным поведением полковника в деле с конгрегациями и поначалу оказали им теплый прием. Однако вскоре быстро охладели к полковнику, узнав, что он не верит в виновность Дрейфуса.

– Ну, подумайте, господин полковник, его же дважды осудил трибунал! – говорили ему.

– Я знаю, – отвечал он, – знаю, но я друг майора Бреона, порядочнее которого нет человека на свете, а он голосовал за оправдание. Так вот Бреон лично сказал мне, что в деле нет никаких доказательств вины. И, кроме того, вспомните о самоубийстве Анри… [4]

Узнав об этом отзыве, многие окрестные дворяне заключили: «Горбатого могила исправит!»

Госпожа Форжо, даром что фанатичная роялистка и антидрейфусарка, попала в немилость к соседям заодно с мужем и выместила на нем свое раздражение. Забыв, что именно она вынудила полковника подать в отставку, она обвиняла его в том, что он обрек ее на жалкое существование в этой глухой провинции.

Клер плохо понимала, какое положение занимает в этих краях ее семья. В глазах детей арендаторов, которые разговаривали с ней робко и почтительно, она была дочерью владельца замка, олицетворением богатства и могущества; однако по разговорам, которые она слышала вечерами в гостиной, девочка догадывалась, что ее родителей крайне заботит нехватка денег. Она знала, почему исчезают со стен картины – их продавали. И если ей случалось высказать какое-нибудь желание, отец с горечью отвечал: