— Если он меня поцеловал, ты должна… ты должна порвать с ним! Он подонок! И больше никогда со мной не разговаривай. Я еще хуже.
София смеясь, встает с края и кладет руку на мое плечо.
— Все в порядке. Откуда ты могла знать, что у него есть я? Ты была новенькой, а обо мне он много не говорит.
Внезапно моя голова начинает пульсировать, боль взрывается в области лба. Я с трудом дышу и массажирую виски, когда болезненные воспоминания возвращаются в изобилии. Лицо Джека, которое смягчается, когда он говорит о Софии. Шкатулка для сигар. Письмо с ее подписью. Его злость за то, что я сунула нос не в свои дела и попыталась узнать о Софии, настолько ощутима и холодна, что я чувствую себя насквозь промерзшей. Что-то, что произошло в средней школе. Бейсбольная бита. Поцелуй. Кто-то меня целует (Джек?), и осознание того, что у него есть София, все время звенит в моей голове.
— Айсис, ты в порядке? — нежно спрашивает София. Я обхватываю запястье девушки и сжимаю ее тонкую хрупкость своей рукой.
— Он говорил о тебе, — произношу я. — Я только что вспомнила. Господи , он не говорил о тебе много, но когда говорил… он был таким гиперопекающим. Таким колючим. Он хотел убедиться, что никто не причинит тебе боль. Он хотел… он хотел защитить тебя. Однажды я пыталась прочитать твое письмо, ну, то есть, я вломилась в его дом, чтобы сделать это, но, клянусь, только с хорошими намерениями. Он хранит их все в шкатулке из-под сигар своего отца в комоде. Они все в идеальном состоянии, можно сказать, что он заботится об этих письмах больше, чем о собственной жизни. Он застал меня, читающую одно из них, и так разозлился, я даже подумала, что он буквально зарубит меня. Зарубит меня вопросом. Вопросом: «ты хочешь умереть быстро или медленно?».
Лицо Софии розовеет, и она опускает взгляд на землю.
— Он любит тебя, София, — медленно произношу я. — Никогда не сомневайся в этом. Я, конечно, не помню большую часть о нем, но есть обрывок, который я только что вспомнила, и мои кишки без единого чертова сомнения говорят мне, что он любит тебя. А мои кишки никогда не ошибаются. Ну, за исключением тех случаев, когда у меня диарея. Вот тогда они действительно очень, очень ошибаются.
София поднимает свои глубокие, синие глаза, которые заволокло пеленой слез, сдерживая смешок.
— Прости. Я не хотела обвинять тебя или кого-то другого. Я просто… иногда я так долго общалась с ним, что мне даже больше нечего было ему сказать. А с тех пор как ты перевелась в его школу, его письма… — Она пристально осматривает мое лицо, будто пытается прочитать что-то по моему выражению. Затем качает головой. — Извини. Неважно. Спасибо.
Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще более глупое, она выходит за дверь и, перепрыгивая через ступеньку, оставляет меня ветру и птицам.
Я смотрю на свои руки. Воспоминания были такими живыми. Запах жаркого, которое готовил Джек. Лицо его мамы, ее картины. Их собака — Дарт Вейдер. Комната Джека: запах сна, парня, меда и мяты, запах настолько знакомый, что успокаивает меня.
Успокаивает?
Я гримасничаю и выбрасываю эту мусор-мысль в мусорную корзину мозга, где ей и место. Этот чувак, безусловно, придурок. Он поцеловал меня, когда у него была девушка! Меня! Я даже не достойна поцелуя! Я и близко не могу сравниться с кем-то вроде Софии. У него была София, а он поцеловал меня, так что он не только придурок, но еще и слепой идиот.
Я перепрыгиваю через ступеньку, когда возвращаюсь. Прохожу холл, но Софии здесь нет, поэтому я направляюсь обратно в свою комнату, прокручивая в голове хреновые события, с которыми я только что столкнулась. Когда поворачиваю за угол, меня снова настигает запах Джека. И я яростно трясу головой. Уххх. Что бы между нами ни было, все закончилось. Как только я выясню детали, мое прошлое уйдет в хранилище мозга и больше никогда оттуда не вернется. София очень милая. И она моя подруга. Ну, или вроде того.
А Джек единственный, кто у нее остался.
— Кроме того, он мне даже не нравится. Я даже его не знаю. Как может нравится основанная на углеродах платяная вошь?
— Кто основанный на углеродах?
Я поднимаю взгляд и вижу Рена, стоящего у моей кровати и держащего стопку бумаг. Его зеленые глаза сияют за стеклами очков в роговой оправе, а растрепанные волосы выглядят еще более небрежно. Как только я понимаю, что это он, раскрываю объятья и бегу к нему, но когда замечаю, что эти бумаги не что иное, как письменные задания по математике, отхожу к стене.
Читать дальше