А это, в итоге, привело к третьему важному событию, когда еще через две недели после возвращения я рассталась со своим давним знакомым и недавним парнем Ноем Ваном.
Ной был моим первым «бойфрендом», что означало, что мы звонили друг другу по телефону и иногда целовались. Он был высоким и худым, с черными волосами и кучкой прыщей на лице. Его родители дружили с моими, и каждый пятничный вечер наши семьи проводили вместе, у них дома или у нас. Для начала Ной был неплох, но потом я открыла новый, совершенно безбашенный мир, куда меня пригласила Джинни Тейбор, и ему пришлось уйти.
Не то что бы он воспринял это легко. Он слонялся в округе, поглядывал на меня и по-прежнему приходил к нам гости каждую пятницу со своими родителями и младшей сестрой. Затем он садился на диван и с каменным лицом сидел так весь вечер, а на прощание не говорил ни слова. Я же сбегала из дома по пятницам, говоря, что иду с Скарлетт, но вместо этого мы обычно шли на очередную вечеринку у бассейна или тусовались где-нибудь с Джинни. Моя мама переживала из-за нашего с Ноем расставания больше, чем кто-либо. Думаю, она вообще мечтала, что однажды мы поженимся. Но это была Новая Я, девушка, в которую я превратилась в течение этих жарких и длинных летних дней. Я научилась курить, выпила свое первое пиво, хорошо загорела и дважды проколола уши – словом, начала отдаляться от всего, что составляло мою жизнь раньше, и, к сожалению, в первую очередь – от мамы.
У нас дома есть фотография с нашего путешествия, которая всегда напоминает мне о том, какими были наши с мамой отношения. На снимке мы стоим у Большого Каньона, который выглядит просто потрясающе за нашими спинами. На нас одинаковые футболки, солнечные очки, и мы улыбаемся, позируя и обнимая друг друга. Никогда, ни на одной фотографии, мы не выглядели так похоже. У нас одинаковые маленькие носы, одни и те же улыбки, и стоим мы тоже одинаково. Мы кажемся такими счастливыми под этим солнечным светом и пронзительным голубым небом, которое вроде бы и рядом, а вроде бы и в сотне миль от тебя. Когда мы вернулись, мама немедленно поставила эту фотографию в рамку на каминную доску, и ты всегда замечал ее, что бы ни делал. Мама будто бы знала, что однажды нам понадобится такое вот доказательство того, что были и другие времена, где мы с ней похожи внешне и внутренне, когда у нас было много общего. Я и моя мама, лучшие подруги, стоят у Большого Каньона.
Когда мы приехали, Скарлетт сидела на ступеньках своего дома. Вечерело, слегка начинало темнеть, и во всех домах зажигался свет, люди выходили с собаками или возвращались с прогулок с детьми. Кто-то, чуть ниже по улице, устраивал барбекю, и дивный запах доносился даже до нас. Я вылезла из машины и достала чемодан из багажника, посмотрела на дом Скарлетт, на единственное пятно света – кухонное окно, и представила ее кухню, на этот раз пустую, но все еще такую яркую. Затем взглянула на подругу. Она подняла руку и махнула мне.
- Мам, я к Скарлетт.
- Ладно. – Я все еще не была окончательно прощена, но было поздно, мама устала, да и к тому же у нас еще было время закончить перепалку.
Дорогу к дому Скарлетт я знала так хорошо, что могла бы проделать этот путь безо всяких чувств – ни зрения, ни слуха мне бы не потребовалось. По обе стороны невысокой калитки – колючие кусты, о которых можно легко оцарапать руку или ногу. Восемнадцать шагов от ограды до крыльца (мы посчитали их, когда учились в шестом классе и были без ума от всего точного и фактического. Мы тогда много времени провели, подсчитывая расстояния и измеряя длины самых разных дорожек и проходов).
В полутьме я подошла к их крыльцу, прислушиваясь к единственному звуку – моим собственным шагам и тихому гудению кондиционера в доме подруги.
- Привет, - позвала я, и она подвинулась, освобождая для меня место. – Как ты?
Наверное, это было самой идиотской вещью, которую я могла спросить, но у меня действительно не было даже идеи о том, что сказать. Я посмотрела на Скарлетт – вот она сидит возле меня, босоногая, волосы забраны в хвостик, и плачет.
Я никогда не видела подругу такой. Из нас двоих именно Скарлетт всегда была сильнее, умнее, храбрее. Она сумела поставить на место Мисси Ласситер, самую вредную девчонку из всех маленьких монстриков на розовых велосипедах, когда та попыталась довести нас до слез. Она следила за порядком в доме и говорила маме, что делать, словно она сама была тридцатипятилетней женщиной, а ее мать – пятилетним ребенком. И Скарлетт не давала миру поглотить меня – ну, или я просто так считала.
Читать дальше