— Пошла вон, дура!
— Пойду. В булочную зайду. Батон для беззубой Фифы куплю. Молока опять же нету. Кашку ей не на чем сварить.
Дверь щелкнула старым английским замком.
Зоя, вероятно, сейчас спустится вниз и пойдет по свежим октябрьским тротуарам. Эта дура даже не оглянется вокруг, не восхитится бодрящей осенней погодой, не вздохнет радостно. Эта тупая корова направится прямиком в булочную. А если и задержится, то только ради того, чтобы поболтать с кем-то из соседок.
Анжелика Федоровна крепко зажмурилась, подавляя слезы.
Слезы, слезы… Сколько она пролила их попусту, не из-за обиды, не из-за боли. Просто потому, что хотелось плакать. А теперь плакать не хотелось, но плакалось. Гнусными, раздражающими окружающих старческими слезами. Слезами, не вызывавшими сочувствия. Старческие слезы сродни детским. Они никого не трогают, их почитают за неразумную блажь, за каприз.
Старуха быстро вытерла глаза и, перекатившись к краю огромной двуспальной кровати из дефицитнейшего когда-то ГДРовского гарнитура, с трудом свесила худые с отекшими венами ноги. В свое время эти ноги увлекали. Манили, что уж тут скрывать. Прехорошенькие были ножки. А теперь они все равно что в могиле. Непослушные и страшные.
Она надернула на них ночную рубашку. Там им и место. Опираясь о резной столбик кровати, встала и, преодолевая мимолетное головокружение, мелкими шажками добралась до окна.
— Давай закурим, товарищ, по одной. Давай закурим, товарищ мой, — пропела она дребезжащим голосом, продираясь к оконному стеклу сквозь мещанские горшки с геранью, которые Зоя разводила прямо-таки с маниакальной страстью. На улице моросил мелкий дождь. Это было видно из окна ее квартиры, располагавшейся в когда-то престижном сталинском доме. Анжелика Федоровна очень надеялась, что корова не взяла с собой зонтика. Пусть она промокнет до нитки. И заболеет. Тогда хоть станет понятно, что в ней есть что-то живое. За все тридцать восемь лет Зоя ни разу не чихнула. Все они, деревенские, такие. Ничем не проймешь. Завидная кулацкая порода. Крепкое кулацкое семя, не истребленное даже к шестьдесят четвертому году. Именно тогда у них появилась Зоя Климова. Зойка…
— Чай-то подавать цi як? — Зойка, двадцатилетияя пышка, заглянула в гостиную, где в полном молчании все слушали официальный и немного негодующий голос политического обозревателя «Маяка», клеймившего американскую военщину, расстрелявшую демонстрацию в Панаме.
Анжелика Федоровна тихо встала и вытолкнула ее за дверь.
— Зоя, совсем излишне врываться так. Вы могли бы подойти ко мне и тихо спросить.
— Я и спросила, — шмыгнула та носом. Полное веснушчатое лицо деревенской девицы, над которым парил крахмальный чепчик, вызывало у Анжелики непозволительное для советской певицы и жены партийного деятеля желание крепко приложить к нему руку.
Анжелика уже не помнила, кто рекомендовал Зойку. Девица попалась на редкость неотесанная. И своевольная. Ну да это ничего. Именно из таких получались отменные домработницы.
— Вы не спросили, вы протрубили это, как слон в зоопарке, — выговорила ей Анжелика, поправляя прическу у огромного зеркала.
— Я жа не виноватая, што у мяне голос таки.
— Господи, когда ты научишься говорить по-человечески! — в минуты особенного раздражения Анжелика не замечала, как переходила на «ты». — Все, хватит со мной препираться. Пирог готов?
— Ужо дауно стыне.
— Подай через минут десять. Только без этих твоих трубных звуков. Принесла приборы, поставила и свободна. Ни звука. Чашками не грохотать.
— Лика! Послушай! Каковы мерзавцы! Что делают! — в дверях появился Михаил Степанович. — Эти янки захватили Панамский канал и имеют наглость стрелять в безоружных людей! Безобразие какое! Зоечка, что это вы тут? Идите к нам, послушайте. Вам это тоже будет полезно.
— Мишенька, у Зои много дел, — с деревянной улыбкой Анжелика оттерла горничную в сторону.
— Сделает она свои дела. Сделает. Идемте.
Хозяин сам втащил Зойку в комнату и усадил в кожаное кресло рядом с председателем городского партийного комитета. Зойка краснела, комкала кончиками пальцев краешек передника и стреляла влажными телячьими глазами в собравшихся мужчин.
«Выгоню, — уже не впервые подумала Анжелика, нервно покусывая внутреннюю часть губы. — А мой тоже хорош! Притащил эту корову прямо к гостям».
Читать дальше