Наталья Миронова - Синдром Настасьи Филипповны

Людмила Георгиевна швырнула приглашение. Швырнула нарочно на пол, чтобы Нине пришлось за ним наклоняться. Нагнулся Феликс, и Людмила Георгиевна уже сочла момент подходящим, чтобы перейти к физическим действиям, но Нина его вовремя остановила.

— Не надо, Феликс Ксаверьевич, она же только этого и ждет. Поднимите, пожалуйста, будьте любезны, — попросила Нина присутствовавшего при сцене официанта. — Ну-с? С официантом, я надеюсь, вы драться не будете? — повернулась она к незваной гостье. — Все, ваша миссия здесь окончена. Нам двоим вы сумели испортить настроение. Удовольствуйтесь этим. Не заставляйте меня звать охрану. Охрана у нас, знаете, у-у-у! На три метра под землей видят! — повторила Нина любимую шутку своего мужа. — И кричать не надо, — посоветовала она ласково, увидев, что Людмила Георгиевна именно это и собирается сделать. — Там, наверху, громко музыка играет, вас все равно никто не услышит.

Людмила Георгиевна поняла, что проиграла. Ей как-то не приходило в голову, что у Феликса такие мощные тылы, что у его свадьбы с негритянкой может быть такой размах. А ведь следовало сразу догадаться. Хотя бы по тому, что они сняли именно этот ресторан, по количеству шикарных лимузинов у входа. Откуда у Феликса деньги на «Линкольн Континенталь»? И сразу видно, что не прокатная это колымага с обручальными кольцами и пупсом на радиаторе. «Откуда?» — с тоской спрашивала она себя, уже выходя из ресторана. Как она проглядела? Но делать было нечего, она села в свою собственную машину, вдруг показавшуюся ей отвратительно дешевой, хотя это был совсем не хилый новенький «Авенсис» за тридцать тысяч долларов, и уехала.

А Нина и Феликс вместе поднялись по лестнице. Нина на ходу раскрыла сложенное «книжечкой» приглашение на роскошной, чуть рыхловатой кремовой бумаге с золотым тиснением. Каждое приглашение существовало в единственном экземпляре, имя и отчество были напечатаны, а не вписаны от руки. Она уговорила Никиту на эту экстравагантность ради Юли и Эллы Абрамовны, а его и уговаривать не пришлось: он достал бы ей луну с неба, если бы она попросила.

Она взглянула на оттиснутые золотом имена, и сердце ей сжала боль. Что-то в этом роде она предчувствовала, но все-таки не хотела верить.

Когда они поднялись, оказалось, что музыканты уговаривают Эллу спеть «Summertime». Элла тревожно искала глазами мужа. Увидев его, она сразу успокоилась и согласилась. Нине тоже пришлось остановиться и послушать. Элла пела свежим, сильным, мелодичным голосом, взяла все нужные ноты, справилась со всеми трудными местами. Все бешено зааплодировали.

Потом к роялю подошла Юля и неожиданно для всех сказала:

— Можно, я попробую? То же самое. Только мне пониже.

Они с Мишей быстро нашли нужную тональность, и она запела. Все обомлели. Голос у нее был хриплый, негромкий, чуть грубоватый, но она пела верно, ни разу не сбилась и довела великую песню Гершвина, приобретшую неожиданно трагическое звучание, до конца.

Все ошеломленно замолчали, а потом зааплодировали еще громче.

— Это называется настоящий «диксиленд»! — объявил Миша Портной.

Нина обняла Юлю за талию.

— Я и не знала, что ты умеешь так петь. Что ты раньше молчала?

— Я и сама не знала. Я тебе потом кое-что расскажу, но это пока секрет.

— Ладно, — улыбнулась Нина.

— Отлично! — сказал подошедший к ним Галынин, и Юля вдруг, неожиданно для Нины, смутилась.

— Я чего-то не знаю? — спросила Нина.

— Говорю же, потом расскажу, — шепнула Юля.

Даня между тем уговорил музыкантов сыграть ту самую песню Фрэнка Черчилля из «Белоснежки», под которую в прошлом ноябре начинался весенний показ в ателье Нины Нестеровой. Ансамбль заиграл.

Эта мелодия была знакома всем, каждый хоть раз в жизни видел «Белоснежку и семь гномов». Все пошли танцевать, даже чопорные старшие братья Феликса со своими женами. А Нина улучила момент, чтобы все-таки провести отложенное неприятное объяснение.

— Можно тебя на минуточку? — спросила она свою подругу Тамару. — Мне надо в комнату отдыха, составь мне компанию.

То, что называлось комнатой отдыха, представляло собой роскошное помещение, все затянутое шелками, обставленное мягкими бархатными диванами и креслами, увешанное зеркалами. От прозы жизни — собственно уборных — комнату отдыха отделял целый коридорчик, тянувшийся вдоль одной из стен, обитой шелком, как и все остальные. Единственная дверь была скрыта портьерами.