Чарльз Вильямс - Девушка с холмов

Мы сидели в кабинке в кафе Гордона. Мэри играла двумя соломинками, поданными с кока-колой.

– Прости, Боб, но зачем? Все уже кончено. Стоит ли продлевать агонию? Мне просто неприятно видеть его, потому что я всегда начинаю думать, как все могло бы быть. Не слишком большое удовольствие смотреть на него, зная, каким человеком он мог бы стать, если бы повзрослел – Да, наверное. Я всегда надеялся, что с тобой он остепенится и перестанет влезать во все эти неприятности. Но это, вероятно, не произойдет никогда.

Она посмотрела на меня чуть насмешливо:

– Нет, я не думаю, что женщина может из любого сделать мужчину. Как, впрочем, и мужчина из любой сделать женщину. Женщина может взять мужчину и сделать из него цивилизованного человека, то есть женатого. Но для начала он должен быть все же просто человеком!

– А мне кажется, все-таки он в достаточной мере человек, чтобы преодолеть все это, – запротестовал я. – Конечно, он совершенно сумасшедший и более неистовый, чем мартовский кот, но я бы не назвал его слабаком!

– Ну, я говорю о настоящем мужчине. Разве мужчина тот, у кого много волос на груди?

И грубый голос, который как бы исходит из утробы? И он топчет своих волосатых братьев?

– Вероятно, ты права.

Когда мы встали, Мэри сказала что-то загадочное, что я понял значительно позже:

– Боб, почему ты не уедешь отсюда? Ведь Ли всегда будет здесь.

– Ты хочешь сказать, из-за этой истории? По-моему, это ни к чему. Вначале мне пришлось трудновато, но сейчас я все это выбросил из головы.

Она взяла свою сумочку, а я – счет.

– Да, я знаю, что ты все преодолел. Я знаю, что ты взрослеешь. Ты пережил это. Но пережил ли Ли?

Она больше ничего не сказала и молчала, пока я вез ее в дом бабушки.

– До свидания. Боб. Как-нибудь на днях я навещу тебя.

Август стоял великолепный. Я почти совсем забыл о Ли, занятый Анджелиной. Я старался выполнить поставленную перед собой задачу – научить ее любить деревню так, как любил я. Я навещал Ли один раз в неделю, относя ему сигареты и книги. Но он большей частью был мрачен и абсолютно безразличен к моим приходам.

Однажды во второй половине дня, когда я и Анджелина плавали в Черном ручье, из густого леса появился Сэм с ружьем. Он нес двух больших рыжих белок. Мы не видели его со времени нашего возвращения. Два раза мы ездили навестить миссис Харли и отвезти подарки, привезенные Анджелиной из Галвестона, но его оба раза не было дома. Я убежден, что Анджелина знала об этом.

Сэм улыбался и, казалось, был несколько шокирован, будто застал нас голыми.

– Привет, Боб, – сказал он, перекладывая свое ружье в другую руку. – Привет, Анджелина!

– Привет, папа! – равнодушно бросила Анджелина.

Я спросил его об урожае, об охоте и о том, удил ли он в последнее время белого окуня, но Анджелина молчала как рыба. Мне стало жалко его, жалко видеть, как он старался не смотреть на нее, полуголую, как ему казалось, в очень открытом купальном костюме. В то же время я чувствовал, что ему хочется на нее посмотреть. Ведь она его старшая дочь, самая красивая, и он ее любил.

Он разговаривал со мной, но явно ждал слов Анджелины. Пусть она расскажет что-нибудь о поездке или пообещает навестить их. Ему хотелось услышать, что она счастлива и ей нравится ее новый дом. Она также могла спросить его о здоровье – вообще сказать хоть что-то. Но она не произнесла ни одного слова.

– Мы скоро приедем к вам, Сэм, – проговорил я, когда он повернулся уходить.

– Да, приезжайте! Мы будем вас ждать. До свидания, Анджелина.

– До свидания, папа, – ответила она, быстро взглянув на него.

Когда Сэм ушел, я повернулся к Анджелине:

– Я когда-нибудь на тебя долго злился?

– Конечно нет. К чему такой глупый вопрос?

– Никогда не заставляй меня на тебя злиться. Ни за что не хотел бы услышать от тебя: «До свидания. Боб» – тем тоном, каким ты произнесла это сейчас. Бедняга!

– Мне очень жаль, Боб, но боюсь, я не могу иначе.

Мы ходили на все танцульки в городе и в округе – на маленькие вечеринки, которые устраивались здесь в субботние вечера. Я возил ее в кино примерно два раза в неделю. Сам я никогда особенно не увлекался кинокартинами, но ей они очень нравились. Часто эти вылазки получались довольно никчемными и было бы гораздо приятнее остаться дома. Но у меня где-то в глубине души таился страх, что ей не понравится здесь жить, если это будет напоминать ей прежнюю жизнь, когда она была так несчастлива. Я не хотел, чтобы деревня ассоциировалась у нее с заточением.