Лидия Филановская - Сияние предметов и людей (сборник)

Вечером первого мы сами приглашены в гости. Хорошо быть взрослой – никаких уроков, никаких экзаменов в новогодние праздники, как у детей хозяев.

Где-то далеко, в других странах, фейерверки, конфетти проливным дождем, веселье, море ликующих людей, – мы посматриваем телевизор, сидя за столом, – а у меня свое ликованье.

Речь вдруг заходит о тебе, это я ее и завожу: не могу говорить ни о чем другом. Многие относятся к тебе вполне равнодушно и недоумевают, чем вызван мой интерес, – но одна женщина, мама нашего товарища, она всегда такая веселая и общительная – отзывается, как и я, о тебе с восторгом. Она очень милая женщина, в тонком лице ее есть что-то утиное, а глаза маленькие, больные, словно прошитые тончайшей нитью офтальмолога. Когда она улыбается, а улыбается она очень часто, ее серые глаза становятся узкими, как два полумесяца. Об остальных могу только сказать: когда не любишь, тогда и не видишь хорошего.

А со мной делается что-то необыкновенное, я в эйфории. Я чувствую, как закручиваются белые вихри вселенной вокруг тебя.

Это время было совершенно изумительным. Я сердилась на окружающих, но, кажется, окружающий мир сделался тогда по-настоящему прекрасным. Сложно объяснить, что же было прекрасным, но, вспоминая, я чувствую себя счастливой, любовь перекрасила все в светлые тона. Никогда мне не забыть моих слез, встречу Нового года; для меня в этом мире самое главное – чувствовать, и я вдруг обрела тонкие, обжигающие, мучительные и прекрасные чувства.

В порыве таких переживаний влюбленные клянутся друг другу в вечной любви и верности. Ни за что не представить себе, что можно предать подобные ощущения, изменить им, выкинуть из сердца, сделать вид, что их никогда не было. Любовь меняет человека, и если ты стал другим, кажется, никогда не позабыть волшебной метаморфозы. Хотя, конечно, в жизни случается всякое, бывает, человек готов забыть того, кто подарил ему самые прекрасные чувства. Разрыв отношений болезнен и некрасив. Но что это я, в самом деле, о разрыве, в моем-то сердце течет бездонная река любви, и я не могу представить, что она когда-то иссякнет.

На работе я все время посматривала телевизор, и тут, представляешь, в самый неподходящий момент в мою комнату зашел Сергей, бросил взгляд на экран, посмотрел на меня искоса и сказал:

– А, это ты на… смотришь… – он назвал твое имя. – Он тебе нравится. Что это женщины на него западают? – И после паузы: – Так ты, значит, постоянно телевизор глядишь?

Нужно было слышать его тон.

Я даже не нашлась, что сказать. Я не понимала, оправдываться мне или обратить все в шутку. Последнее было, пожалуй, невозможно. Для меня любовь – это очень серьезно, и мне трудно высмеивать чувства.

В случившемся, понятно, никакой беды нет, но дело в том, что буквально на следующий день Сергей и Димочка явились в мою комнату и отключили телевизор. (Боже мой, Сергей вдруг обнаружил, что, включенный, он мешает делу!) Они сказали, что для каких-то работ нужна антенна. Что за работы, где они проводятся? И для чего может быть нужна антенна? Только для подключения другого телевизора. Но другого в нашем офисе нет, а мой никуда не переставляли. Он стоит теперь безжизненный, наводит на меня тоску и уныние. Скорее всего, это Сергей Игоревич решил укреплять трудовую дисциплину и таким деликатным, как ему показалось, способом лишил меня возможности весь день смотреть передачи.

Что и говорить, я была очень расстроена. У меня есть одна плохая черта: я не могу смириться с неустраивающей меня необходимостью, и, если правота другого ущемляет мои интересы, она мною не признается. Даже не могу передать свое бешенство и возмущение, свою ярость. Какие-то чрезвычайно важные, глубинные чувства, как видно, были задеты. Я чуть было не потеряла голову и не бросилась на своего директора с кулаками. Запретить мне любоваться своим героем – вопиюще несправедливо. Меня лишили чего-то важного, покусились на самое дорогое в моей душе. Эмоциональный выплеск был очень силен. Нет, я, конечно, не могла возразить своему работодателю, нагрубить ему, я просто выбежала на улицу, не помня себя. Добежав до ближайшего ларька, купила воды и прямо тут же ее выпила. На улице было морозно, но я не ощущала холода.

Эта пробежка немного остудила мой пыл. Я чуть-чуть успокоилась, произошедшее перестало казаться мне столь ужасным. Я утешалась мыслью, что дома-то уж точно смогу, любуясь телевизионным изображением, общаться с тобой. Никто из сотрудников, кстати, и не заметил, что я была так сильно расстроена. Димочка меня только спросил, куда это я выходила и почему без одежды. Я только махнула рукой в ответ.