В конце концов, могу себе позволить. Моя зарплата в добрый десяток раз меньше, чем у мужа. Мы ничего не потеряем, если я вообще останусь дома и больше никогда не выйду на работу. Но журналистика – это моя душа. Моё призвание. Моя жизнь. Когда работа в радость, я готова на неё ходить даже за чай с печеньем.
Я уже обувалась в прихожей, когда он зачем – то вышел нас проводить.
– Солнц, мы вернемся через полчаса максимум, – сказала я ему тогда. – А ты прощаешься так, словно навсегда.
– Мне так мало тебя, родная, – ответил он и чмокнул меня в макушку. Он знал, что я люблю, когда он так делает. За эти десять лет он узнал обо мне всё. Иногда я даже с обидой говорила ему, что, наверное, сложно продолжать любить такую предсказуемую жену. Но он лишь загадочно улыбался.
И вот теперь я не могла понять, где же я нахожусь и почему здесь так холодно и душно. Я приложила обе ладони к вискам, запустив пальцы в волосы, словно так возможно было унять ноющую тупую боль и почувствовала на своей коже комки налипшей грязи. Тогда, наконец, я открыла глаза. Поначалу мне показалось, что это чья – то глупая шутка. Но кому могло понадобиться закрывать меня в коробке? Стены, пол и потолок были одного цвета. Цвета фанеры. Там, где должно было располагаться окно, был нарисован крест-накрест перечеркнутый квадрат, по периметру которого была криво наклеена светодиодная лента. Мне пришла в голову мысль, что это, наверное, грубая интерпретация дневного света.
Я лежала на толстом и мягком матрасе, укрытая легким белоснежным пледом. Под головой покоилась высокая пуховая подушка. На этом плюсы моего заточения заканчивались. Я перевернулась на спину и засунула руки в карманы своего комбинезона, в попытке нащупать телефон или ключи от дома. Но там было пусто. Ровно, как и в остальном. С пальцев моих рук пропали все кольца, кроме обручального, с ушей все серьги, а с шеи – золотая цепочка с крестиком, подарок мужа на моё совершеннолетие. В моей больной голове всё встало на свои места. Меня обокрали. Надо вставать и плестись домой, сдаваться мужу, пока он не сошел с ума от пропажи любимой женщины.
– Молли! – закричала я и вскочила на ноги. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и я едва удержалась на ногах.
– Молли!!! – звала я изо всех сил, пытаясь простучать стену в поисках двери.
Мой любимый маленький пес, моя верная девчонка, она не могла потеряться. Иначе как же ей искать дорогу домой? Паника подступала к горлу. Золото, телефон, ключи от квартиры – это всё сейчас было таким пустяком по сравнению с тем, что пропал мой любимый маленький товарищ.
– Молли! – кричала я, надрывая голос.
Спустя, казалось, целую вечность, где – то вдалеке раздался шорох, будто кто – то тихонько двигал щеколду на двери. Вслед за звуком, в сторону плавно уехала одна из фанерных стен. Как я и ожидала, за ней оказалась дверь, распахнутая настежь. На входе стоял человек высокого роста и больших размеров. Мне не было видно его лица в полумраке, но, на всякий случай, я отошла в самый дальний угол. Это глупо, ведь бежать из фанерной коробки мне было некуда, но инстинкт самосохранения кричал, что стоя как можно дальше от похитителя, у меня будет больше шансов спастись, если он допустит ошибку.
– Вы забрали всё ценное, что у меня было с собой, – я мысленно удивилась, откуда вообще у меня взялись силы заговорить первой с этим бугаем, поэтому продолжила еще тише и неуверенней, чем начала.
– Если нужно, вы можете потребовать у моего мужа выкуп в разумных пределах. Он заплатит за меня, я уверена. Не подходите ближе, пожалуйста, ведь я еще не видела вашего лица. Я не смогу вас опознать, а вы сможете меня отпустить.
– Анна, прекрати нести этот бред, – ответил он грудным баритоном. «Очень странно знакомый голос» – отметила я про себя, а вслух облегченно вздохнула.
– Я так и знала, вы похитили не ту девушку. Вам нужна не я. Моё имя Николь.
– Анна, я второй раз прошу тебя прекратить немедленно этот бред. После третьей просьбы я просто развернусь и уйду. До завтра ты пробудешь в одиночестве.
Не совершая ни малейшего движения, он продолжал стоять в тени, словно кукольное чучело, оставаясь неопознанным мной. В его тоне я не слышала никакой враждебности, только глубокое непрошибаемое спокойствие, поэтому я осмелилась продолжить разговор, а не замолчала, как он мне приказал. Ну, и еще потому, что мне хотелось пить, и я боялась, что он оставит меня тут в одиночестве умирать от жажды, если я не попытаюсь наладить с ним контакт прямо сейчас.
Читать дальше