Екатерина Полухина - Боги Олимпа. Любовный роман

Здравствуй моё Черное – синее море! Ты видишь, я снова с тобой! Ты соскучилось по мне? Я очень, очень! Ты ждало меня, мое море? Она вот так, как была, прямо в одежде, вошла в еще не остывшую, утреннюю воду. Парное молоко, – сказала бы Ленуська.

Она искупалась, заплыв на приличную дистанцию, и выйдя на берег, опять же, как была, в одежде, с которой лилось ручьями, с мокрым узлом волос – рассмеялась. На душе было хорошо, как-то чисто, легко-легко.

Пляж был почти совсем пустой. Кое – где, встречались парочки, как и она, выкупавшись в утренней воде, они бежали отдаться богу Морфею, после ночи любви, проведенной прямо на песке, у волны, обнимавшей тихо и мягко, словно еще один любимый; но, обнимая сразу всех, и не ревнуя, никого и ни к кому.

Ох уж это Черное – синее море! Как же оно может любить! Ничего, не прося взамен, обнимая всех сразу и отдавая всем сразу свое тепло, заботу и ласку.

Оглянувшись назад, Катя махнула рукой, будто, прощаясь. Пока! Пока! До вечера моё море, – прокричала она, и весело подхватив свои туфли, и прямо босиком, не считая капроновых колготок, буквально пробежав метров пятьсот, очутилась в тихом, уютном дворике.

Везде блистало чистотой. Буйство цветов, петух распевал свою утреннюю песню. Коровы уже не было во дворе, хотя было ещё очень рано. Рано для городских жителей, как она. А в станице, в шесть часов утра – уже чуть не полдень; а если сезон уборки овощей или фруктов, так все станичники готовы ночевать на плантации, не живя и вовсе дома. Главное урожай, удобства и всё остальное, потом

Здравствуй доню! Катеринушка моя, девонька любимая! – пропела Ленуська и обняла мокрую девушку. А ты значит сразу здороваться со своим Черным – синим морем? Ну, быстрей, быстрей в душ, да молочка парного попей. И спать, спать. Чай, все ночь не спавши, вон глазищи в темных кругах. Да худющая-то, худющая. А волосы-то, волосы – золото свое – быстрей промой шампунем, там у меня на травах в душе стоит. Не HEAD&SHOULDERS, но и не хуже. Вода-то соленая, а вот приду с работы, так уж сделаю отвар тебе из виноградной лозы, вот уж тогда сама промою твое золотое руно. Уж заискрится, засветится, заиграет! Разве ж в городе можно промыть твои волосы, той водой, какую вы пьёте бедняги, бельё стираете, да и моетесь?

Она все говорила, говорила, как будто спешила, куда – то. Это все от того, чтоб не расплакаться, – знала Катюша. И она была благодарна ей, этой добрейшей из добрейших женщине; самой потерявшей сына, Женьку – в Афганистане, мужа в море – в путину.

А, та, прямо на ходу раздевала девушку, будто она маленький ребенок, и сама все продолжала говорить. Проводив Катюшу в душ, она занесла ее поклажу в дом.

Ну, там уж чистота была, что тебе в церкви. Кровать, где всегда спала Катя, она никогда и никому не расстилала, хоть и немало гостей бывало у нее. Дети, внуки, племянники. Да места то хватало всем; дом, срубленный еще покойным супругом, мог вместить не один десяток гостей. Она приготовила Катюше постель, накрыла на стол, укрыв все вышитым рушником. Вышла во двор, звать гостью. Ты донюшка мойся, ешь, да и спать, а я на плантацию. Ранние помидорки – то, уж готовы, вот – вот начнут лопаться, не дай Бог, так уж успевай, поворачивайся. А то же, в раз, станут некондиционными. В обед я приду: порося кормить, корову доить, да и тебя девонька надо начинать откармливать сразу, а то вон мяса, то на тебе видно совсем нет. Вода в море соленая, просолит тебя до костей и будешь ты, что твоя вобла.

Увидев, вышедшую из душа Катерину, она прижала ее к груди, чмокнула в обе щеки и быстро пошла со двора, покачивая бедрами. Оглянувшись, добавила: Спи, не волнуйся ни о чем, моих, еще ни кого нет, не приехали. Никто тебя не потревожит. Храни тебя господь, голубка моя!

Кэт уснула мгновенно. Во-первых: в автобусе не удалось даже подремать, плакал всю ночь ребенок. Когда ребенок плачет всю ночь, это не очень приятно. Она не против детей, она даже родителям обещала не менее троих внуков, двух мальчиков и девочку (девочкам намного тяжелее живется на этой грешной земле). И сама всегда жалела о том, что нет у неё ни брата, ни сестры. Это, наверное, так здорово, иметь родных братьев и сестёр! Она не знает этого чувства.

Во-вторых: было ужасно душно, из-за ребенка окно нельзя было открыть; она уже была большой девочкой и знала, что ребенок и открытое окно в транспорте, не совместимо. У ее некоторых подружек имелись уже свои карапузы, с которыми она с удовольствием любила возиться. Это еще одно средство, забыть свое страшное горе, хотя бы на какое-то время. Когда она нянчилась с детьми подруг, она как бы сама возвращалась в детство, а детство у нее было, только позавидовать. Ребенок огромной любви, ребенок желанный изо всех сил, ребенок, доставляющий родителям только радость. Они молились на нее, как на икону, но она выросла неизбалованной, доброй, отзывчивой на чужую проблему; внимательной, ласковой и очень красивой. Эос – богиня утренней зари – называл ее папочка. Откуда это имя?