Екатерина Полухина - Боги Олимпа. Любовный роман

В отличие от родителей, она любила южное море, предпочитая Черное. Почему Черное? Ведь оно такое синее – синее, синей не бывает. Такое ласковое, теплое; такое доброе и понимающее. Оно не будет бередить раны, оно будет только лечить их.

После того, как Наташа влюбилась в очередного бойфренда, она немного отдалилась от неё. С Максом они разругались, по поводу разногласий по работе, они работали вместе менеджерами в одной фирме. Она, не сказав ни кому, ни слова, укатила в черноморскую станицу Ахтырская.

Почему туда? Когда то, когда Кэт была ещё крохой, с весёлыми рыжими косичками, там жила тетя ее мамы, Ритуня, так она называла ее в детстве и они всей семьёй отдыхали только у неё. Бабы Ритуни давно уже нет, а Кэт по старой привычке любила ездить именно туда, но теперь уже к Ленуське, это соседка Ритуни.

Вот уж действительно красавица – казачка. Полста лет, это ничего не сказать об этой женщине. Сдобная, дородная, с высокой грудью. Бёдра крутые, руки – ноги сильные, а стопа – маленькая, щиколотки – тонкие. Узкая, сильная ладонь, с тонким запястьем. Алый рот, цыганские глаза, с огненным взглядом, в обрамлении чёрных, густых ресниц. На щеках ямочки. А уж косы – то, косы и в правду говорят – до пят. Когда расплетала их, можно было укрыться полностью, не одеваясь вовсе одеждой. А всё это – виноградная лоза, это Ленуська знала точно. Это её отвары чудодейственные, делали её волосы такими. Косы она укладывала вокруг головы, в несколько рядов. Настоящая корона получалась. Сама так шутила: Если бы не было, такой задницы, то голова клонилась бы к земле назад. Бог всё рассчитал, чтоб не было перевеса. А уж смеялась, что твой погремок. И хозяйка была отменная. Смолоду, чистюля, какую поискать; на все руки мастерица: шить, вязать, вышивать, бельё от крахмала ломается прямо. Везде чистота, порядок, как в доме, так и в обширном дворе. Муж и дети ухожены, накормлены. На столе всего наварено, напарено, чтоб ни каких там чипсов, да блюд, быстрого приготовления. Не любила она этого никогда.

Муж, Дмитро, любил её до беспамятства, но уж больно ревнивым был. Готов был следом везде ходить. Но видно жизнь не всегда проживёшь, как хотелось бы. Ушли мужики в путину, на рыбалку, да и сгинули. Поднялся шторм, и не вернулись они больше домой, что её муж, что бабы Риты, дед Петро. Но, как бы ни было им нестерпимо плохо и невыносимо, больно, от их вдовьего положения, горе их не сломило. Подруги держались вместе. Баба Рита не оставляла Лену в горе, как и до недавнего времени, её Дмитро. Она всё говорила: Мы то, что, своё пожили; детей у нас нет, бог не дал нам счастья, побыть родителями, а ты, совсем другое дело. Но гляди, горе – горем, а одна долго не оставайся. Молодость, она ведь только раз даётся. А ты вон, что яблоко в соку, надкуси – брызнет сок во все стороны. Не жди, пока превратишься в сухофрукт. Вон у нас, сколько казаков свободных, а тебя не только вдовец, тебя любой молодец схватит, облизнётся. А уж как Михайло то глядит на тебя, так впору растаять, да прямо в загс и мчаться. Да не передумай только и не будь дурой – то, жизнь она одна всего. Вот, и кумекай правильно.

Но Лена, ни о ком не хотела слышать. Подниму детей сама, не хочу чужого дядьку детям принимать, негоже это. Любили они батьку, да и он в них души не чаял, ты знаешь, как никто лучше. Жили они почти одной семьей, забор делил дворы, только для видимости.

Вот Кэт и отправилась туда. Десять минут ходьбы до моря, обилие фруктов и овощей, отличная форель, которую Кэт любила с детства. Единственный ребенок знал вкус многих деликатесов. А ещё, она очень любила Ленуськино постельное белье. Так, как крахмалила белье Ленуська, не могла даже ее мамочка, царство небесное им обоим с папой.

Но дело не в форели, не в крахмале; ей нужно было уехать туда, только там она может прийти в себя. В финансовом плане она была подкована на все сто процентов; от родителей досталось прилично, да и зарабатывала она немало. Она могла бы и вовсе не работать, но воспитана была в духе: только своим трудом, ты можешь украсить землю. Тунеядство в их семье, считалось пороком.

Забрав свои вещи из грузового отсека, Кэт почти побежала по центральной улице станицы. Вот сейчас, первый переулочек налево и дом Ленуськи, а самое главное оно, черное – синее море. Она даже не стала заходить в дом, чтобы увидеть Ленуську. Ведь это значит все вспомнить, даже здороваясь, а она ехала сюда забыть; забыть хоть на время свое страшное горе. А Ленуська не обидится, она все поймет, ведь это же Ленуська.