– Качели. А рядом – песочница. У моего сына своя игровая площадка.
– А, – произнесла Сольвейг, – конечно… Вчера я забыла про малыша. Завтра я пришлю ему игрушки. Он любит плюшевые игрушки? Помнит ли он меня? Я так редко здесь бываю.
– Он еще ребенок, – сказал Шиллер.
– А видел ли он меня на экране?
– Сольвейг, ему всего семь лет.
– Сейчас все дети развиты не по годам, – возразила актриса.
– Нет. Он тебя в кино не видел.
Они вошли в салон, находившийся на одном уровне с садом. Навстречу им двинулся телохранитель. Он сказал, что нянька ушла, а ребенок спит. В доме царил порядок. Охранник доложил регистрационный номер лимузина, который стоял недалеко от дома двенадцать с половиной минут.
– Вы навели справки? Чья это машина?
– Она принадлежит миссис Кларк-Гаррисон.
Шиллер почувствовал удовлетворение: вероятно, Элизабет заезжала посмотреть, как он живет.
– Я хочу пройти в мою комнату, – сказала Сольвейг.
Ей хотелось, чтобы Шиллер сегодня от нее отстал.
– Бокал шампанского? – осмелился спросить он.
Она чуть улыбнулась.
– Дай, пожалуйста, стакан воды без газа.
– Давай посидим в салоне, всего несколько минут…
На ее лице появилось выражение боли. Шиллер не понимал, что люди могли уставать.
– У меня нет сил, – сказала она. – Уже два часа ночи. Я должна выспаться, чтобы хорошо выглядеть.
– Конечно, – пробормотал Рудольф.
Он повернулся к телохранителю.
– Горничная ушла?
– Да, сэр. Вы не предупредили, чтобы она осталась.
Шиллер покорно подал Сольвейг руку.
– Пойдем, я тебя провожу.
Большая спальня с балконными окнами, завешанными парчовыми шторами цвета увядшей розы, была восхитительна. Сольвейг нежно произнесла:
– Сегодня никакой близости, Рудольф. Я должна отдохнуть.
– Конечно, – с облегчением сказал Шиллер, – Но, коль скоро я здесь, я мог бы помочь тебе раздеться…
– Нет. Оставь меня. Любовь отложим на другой день.
– Как тебе будет угодно!
– Как тебе позвонить по внутреннему телефону?
– Надо нажать на клавишу с цифрой 3, – ответил Рудольф. – Я сразу же приду.
– Отлично, – сказала Сольвейг.
Оставшись одна, она прислушалась. Ей хотелось удостовериться, что никто не явится к ней без предупреждения. Расстегнула до бедер молнию, и платье раскрылось, как раковина. Сольвейг сразу стало легче дышать. Затем она начала вылезать из своего корсета. Сев на кровать, она вздохнула и взмахами ног отправила в дальний угол свои туфли. Обнажившись, она почувствовала опьяняющую свободу. Словно выпила спиртного. Ей захотелось надеть широкий хлопковый халат и домашние тапочки, распустить волосы, снять с лица макияж.
Днем горничная распаковала чемодан, который Сольвейг распорядилась доставить в дом Шиллера. Свою большую косметичку она нашла в ванной комнате. Она долго снимала макияж, сняла накладные ресницы, положила их в коробочку, которая была в ее косметичке. Нашла среди вещей просторную ночную рубашку. Начать когда-нибудь жить по-другому? Невозможно. Чтобы никто не предлагал ей контракт, чтобы не было восхищения, пусть и на расстоянии, чтобы не иметь любовников, которых она выносила ради благого дела, чтобы не было ни денег, ни лимузинов. Без всех прикрас она не стоит и гроша. В этом она была уверена.
Она вздохнула и легла спиной на мягкую кровать. Подушку она швырнула на пол: к лицу ничто не должно прикасаться. Скатала в валик махровое полотенце и положила его под голову, затем, скрестив руки на груди, принялась глубоко дышать. Благодаря самогипнозу, которому она научилась у одного из голливудских гуру, Сольвейг заснула.
* * *
Расставшись с Сольвейг, Шиллер отправился спать. Он вскоре почувствовал боль, которой так боялся. Едва успев надеть пижамные брюки, он стал тереть свою волосатую грудь. Аллергия. В эту минуту он был совсем не похож на человека с хорошими манерами. Он с дикой силой чесался. «У вас аллергия, – повторил ему врач. – Вместо того чтобы кашлять, вы чешетесь. Я выпишу вам успокоительное лекарство. Принимайте по полтаблетки каждый вечер. Вы сейчас находитесь на вершине вашей профессиональной карьеры, один ваш успех следует за другим: что же вы хотите? Обратиться к психиатру? Возможно, но хватит ли у вас терпения на то, чтобы освободиться от всех беспокоящих вас проблем путем разговора о них, доверяясь кому-то?» На заре Шиллер все еще продолжал чесаться, как каторжник. Он встал под душ и дал воде возможность охладить чесавшиеся места на теле. А потом плашмя упал на простыни.
Читать дальше