– А уроки сделали? – спросила она по привычке.
– У нас завтра каникулы, – засмеялись дети.
Эльмирочка тяжело вздохнула. Путешествие в Токио накрывалось медным тазом. Скрежеща зубами, почти рыча, она сбросила с себя взмокшую от быстрого подъема по лестнице шубку. Затем она накинула на гвоздик шляпку с припорошенным снегом хвостом попугая и, вставив свои ноющие ножки в белые тапочки, с какой-то убийственной обреченностью пошла на кухню. Там она убрала свои распущенные волосы в небольшой хвостик, накинула на себя привычный фартук и преобразовалась в домработницу.
– Что же вам такое, троглодиты, приготовить? – задумалась она на мгновенье и затем, почувствовав, что полностью вымотана, решила ограничиться яичницей.
Она открыла холодильник и вытащила оттуда десяток яиц.
– Нашли рабыню Изауру! Ишь, удобно устроились! – ворчала она, разбивая с ненавистью яйца о край раскаленной на огне сковородки.
Масло шипело и пенилось, а треск скорлупы заглушал даже барабанный бой телевизора, доносящийся из зала. Японские острова уплывали куда-то вдаль, и лишь едва уловимый запах цветущей сакуры долго не отпускал ее, преследовал, где бы она не находилась, манил в свои сказочные сады, обещая любовь и ласку.
После обеда Мирочка вместе с детьми отправилась на каток недалеко от дома. Муж так и уснул на диване перед гремящим и стучащим телевизором в окружении своих более покладистых любовниц – пустых бутылок, и эта привычная картина окончательно опустила ее на землю.
Снег усиливался, и Эльмира, чтобы отвлечься от дурного настроения, успокаивала себя и делала вид, что все нормально. Она как будто все еще верила в новогодний сюрприз мужа: билеты лежали у нее в кармане, а все чемоданы были собраны к отлету. Почему же она тогда никуда не полетела? Просто из-за начинающегося снегопада все рейсы до Токио отменили, и семья решила отметить Новый год дома. Да и мама будет только рада.
«Нет, ну как он посмел! Как посмел!» – иногда все же прорывалась гневная мысль.
Она чувствовала, как холод овладевает ей. Насморк только усугублялся, женщина тихо чихнула.
На катке было много народа. Из-за обилия снега дежурили несколько дворников. Поверх их ватников и телогреек были наброшены светоотражающие желто-зеленые жилеты. Они довольно неумело ходили прямо по скользкому льду и чистили его широкими лопатами. Играла веселая приятная слуху музыка из советских добрых кинофильмов. Эльмира не каталась. Она с детства не любила коньки. Поэтому отпустив детей на лед, она присела на скамью и наблюдала за ними, грустно улыбаясь и давая бесполезные советы. Дети были так увлечены катанием, что не обращали внимания на настроение матери. В пелене падающего снега они катались по кругу, веселились, звонко перекрикивались и смеялись.
– Мама, смотри, как я умею… – кричал ей младший сын в вязаной шапочке.
– Осторожно, Витя, смотри не упади, – говорила она ему, улыбаясь.
Витя был самым младшим в семье, и, пожалуй, только к нему она сохранила еще так остро материнское чувство. Он нуждался в ее любви. Старшие сыновья, двенадцати и четырнадцати лет, были привязаны сильно к отцу. Они быстро выросли и повзрослели, и Эльмирочка уже ждала того часа, когда отправит их в свободную гавань.
«Если бы не Витенька, – подумала она вдруг, вытирая платочком свой покрасневший носик, – я бы давно ушла. Все эти мои унижения, все эти страдания зиждутся на чувстве долге перед этим ребенком. Еще годика два и я, конечно, подам на развод. Это неизбежно, и муж, конечно, предполагает, что так и будет. Он так и говорит: «Придет время – заберешь Витеньку и переедешь к маме, ну а пока, Мирочка, терпи…».
Женщина сидела неподвижно, словно завороженная чем-то, лишь иногда смахивая со своих длинных ресниц этот навязчивый пух зимы. Снег напоминал ей цветущий вишневый сад, ее непостижимую далекую сакуру, и она как будто оказывалась в этом сказочном саду по мановению волшебной палочки. Она даже улыбалась пурге, едва сдерживая слезы, боясь, что иллюзии о весне рассеются, и она окажется один на один с жестокой реальностью. И когда мимо нее пролетали, резвясь на коньках, люди, она старалась не встречаться с ними взглядами, чтобы не выдать себя.
Кто-то осторожно тронул ее за плечо, и она вздрогнула, почувствовав тяжесть руки незнакомца. Это был один из дворников, следящих за тем, чтобы снег не засыпал каток. В руках у него была кружка кипятка с пакетиком чая. Пакетик нужно было еще размешать, и он, нетронутый, словно специально ждал этой важной минуты.
Читать дальше