Вячеслав Сукачев - Причалы любви. Книга вторая

– Я тут хотел у мужиков одежонку прикупить, – завалив картофаном с балыком первый голод, сказал Митька, – так они и разговаривать не захотели. Чего это они – сильно богатые стали?

– Дурак ты, Митька, – закуривая, неожиданно объяснил Степан, – у людей все подчистую погорело, а он ходит одежонку скупает. Где они тебе ее возьмут, если сами остались в том, что на них было. Хорошо хоть полушубки и валенки к зиме завезли, а так-то в город на самолете мотаются, чтобы штаны да рубахи купить… Совсем ты, Бочка, одичал. Как же так-то живешь? Вон, люди в космосе полгода летали, а ты о них хотя бы слышал?

– Без надобности, – отмахнулся Митька.

– Ишь ты, лешак! – Степан еще налил. – Поехали.

– Давай.

Вторая уже миром покатилась, хорошо проторенной тропкой.

– А Рашидка-то теперь, – после закуски вспомнил Степан, – баланду хлебает.

Митька икнул, но тут же выправился и спросил:

– Сколько ему?

– Червонец влепили… И это еще хорошо отделался. Баба у него бедовая: три раза с двумя чемоданами в Хабаровск смоталась до суда, а потом еще ездила. Смотришь на нее, в чем душонка держится, а чемоданы прет, как бульдозер. Килограмм триста икорки-то отвезла, не меньше. Вот и выхлопотала Рашидке червонец. А что? В сорок пять лет вернется, еще мужик будет хоть куда, не зря старалась…

– Ну а этот, стреляный-то, как он?

– Андрюха? А чего ему, поправляется. Слышно, вот-вот приедет. Но теперь, я думаю, – Степан усмехнулся, – осторожнее будет…

– Живучий, – вздохнул Митька Бочкин.

– Здоровьишко у него есть, это так.

– А Рашидка дурак! – запальчиво объявил Митька. – Зачем стрелял-то? Что он хотел доказать, что стрелять умеет?

– Ну не скажи! – мотнул тяжелой головой Степан. – Народ сейчас обозленный… Жрать нечего, а тут еще инспектора на рыбе звереют. Сами-то ее берут, причем – нагло берут, сколько хотят, столько и черпают, а ты не моги! Да что это, на меня в детстве корова наступила, что ли? – Степан обозлился. – Где они, сытые да гладенькие, были, когда мой дед с япошками воевал, партизанил вон в тех сопках и двух братьев там схоронил? И я сам их что-то в окопах не встречал, сытеньких-то, в черненьких пиджачках… Не было их там! А теперь появились, что в животе, что в заднице – одинаковые, морды от жира лопаются, глаза поганые… У них все, у этой сволочи: вертолеты, катера на подводных крыльях, японские сети и закон… А что у меня? А у меня как у латыша – хрен да душа. Сетчонка драная да лодка… Они жрать хотят, и все их родственники хотят, и родственники их родственников хотят, а я – нет! Понятно, Бочка?! А ты, «зачем стрелял?» Придумали, гады, нас браконьерами величать, все на нас валить… Вон, книжку как-то листал про царскую рыбу, – Степан кулак стиснул и по столу шарахнул, – и как же там нашего брата понужают, и как же сволочат-то нас… Э-эх! Да где глаза-то, чтобы не видеть, что самый главный браконьер у нас на службе у государства, указами и постановлениями от всех законов отгороженный. Вот кто нашей рыбе прикурить дает! А мы с тобой, Бочка – семечки, шелуха в сравнении с ними. Они вон, своими заездками Амур напрочь перекрывают, а мы… Да что там говорить! А заводы кто строит без очистных сооружений? Мы с тобой, что ли? А такой завод за один год нашей рыбки столько уморит, сколько нам, браконьеришкам, в два века не выловить. А что ему, заводу-то, у него на штрафы специально кругленькая сумма запланирована: переложил деньги из одного кармана в другой, и будь здоров. Хозяин-то у этих карманов один – государство, и что не перекладывать народные рублики… А вот из нас жилы тянут, нам всю душу выматывают. Вот так вот, Бочка, такие пироги на сале получаются – странные пироги, скажу тебе прямо. Так что о Рашидке говори, да не заговаривайся…

Степан заметно распсиховался, и Митька уже жалел, что завел этот опасный разговор. «Какое мне дело, – думал Бочкин, – до этих забот: кто имеет право, а кто не имеет право рыбу брать? Тут надо не право иметь, а уметь – вот в чем загвоздка. А горлом да ружьем, этак быстро окажешься там, где птицы не поют… Нет, с Налетовым связываться нельзя, а тем более – планы свои ему открывать. Хватит с него и сумасшедшего Рашидки. Свое интелего замухранное я, Митька Бочкин, завсегда найду, а будет интелего, будут и барыши… Главное, сейчас умно дело повести".

– Ты, Бочка, человек здесь чужой, – продолжал Степан, – тебе наши заботы до фени. Тебе главное – побольше урвать и не попасться. И вот, скажу я по совести, что ты самый злейший враг нашей природе и есть. Нам бы скооперироваться, да тебе по рукам дать, чтобы дорогу на речку забыл, потом заводишки в разбое поукоротить, инспекцию к чертям разогнать, а остальным нашей рыбки поровну и хватило бы. Да, Бочка, это я тебе точно говорю…