Ксения Беленкова - Поймать перелетную птицу

– Что, решил отказаться от своей мечты из-за сердобольной девчонки? – Иван пытался запихнуть скворца в клетку живым и невредимым. – Птичку пожалела, какие нежности, тьфу!

Дверца клетки никак не хотела закрываться. Скворец бился о прутья как полоумный. Я отвернулась – мне хотелось плакать.

– Может, все-таки отпустим, а? – донесся неуверенный голос Марка. – Не могу смотреть, как этот скворец мучается.

– А ты не смотри. – Иван, как всегда, был абсолютно спокоен. – Зря, что ли, простыню брали? Накроем, и он затихнет.

Ваня взял материю и, видимо, накинул ее на клетку. Возня под простыней становилась все тише, хлопки крыльев – реже, птичьи возгласы практически смолкли. Я решилась взглянуть в сторону мальчишек. Раскрасневшийся после сражения с птицей Иван стоял возле покрытого простыней трофея, а Марик даже как-то опешил от суровости друга. И клетка возвышалась между ними, точно сугроб, которому не суждено было растаять.

– Владей, дрессировщик! – Ваня первый нарушил всеобщее молчание. – Теперь уж не подкачай, выучи эту птицу говорить как следует. Имей смелость довести задуманное до конца.

Это был выстрел в цель. И Марик закивал, уступая напору друга. Пробурчав слова благодарности, он оторвал свою ношу от земли – пора было убираться из парка.

Несмотря на удачную охоту, домой мы шли какие-то подавленные и молчаливые. Лишь скворец периодически провозглашал из-под простыни свое коронное – «фи-гась». И я почему-то думала о том, что мечты ни за что нельзя держать в клетках – весной им самое время кружить в воздухе…

Дома я сразу вскипятила чайник и налила себе полную кружку горячего «Эрл Грея». Очень хотелось тепла и чего-нибудь вкусного. За окном чирикали птицы, я выглянула на улицу. Во дворе, на бортике пустующей детской песочницы, сидел Марик. У его ног стояла накрытая простыней клетка. Он явно никак не мог решиться притащить это добро домой. Я захотела распахнуть окно и крикнуть ему что-нибудь ободряющее, а еще лучше – сбежать вниз и вместе с ним отпустить птицу на волю. Но тут на стекло упало несколько капель, а затем еще и еще. Первый весенний дождь забарабанил по карнизу. Марик встрепенулся, вскочил на ноги и, подхватив клетку, помчался к своему подъезду. А через минуту дверь за его спиной со скрежетом захлопнулась.

Весь воскресный день Лера обычно проводила за школьными тетрадями. Сейчас она закрылась в своей комнате, откуда периодически доносились тяжелые вздохи и даже стоны. Я налила еще одну чашку чая и отправилась поднимать сестре боевой дух.

Лера сидела за столом, положив голову на руки, рядом возвышалась стопка тетрадей, несколько из которых было раскрыто. На разлинованных страницах красных чернил светилось куда больше, чем синих. Отчего тетради скорее напоминали шотландские юбки, чем школьные сочинения.

– Они издеваются надо мной! – ныла Лера.

– Уверена, они стараются, как могут, – я подвинула ей чашку. – Все ребята в школе от тебя без ума, разве ты не знаешь?

Лера отмахнулась, но предпочла следить за чаинками, чем взглянуть мне в глаза. Она была самой молоденькой и хорошенькой учительницей в нашей школе и, конечно, знала об этом. Хотя по возможности старалась не обращать внимания на повышенный интерес к собственной персоне.

– Ну ты только посмотри, что написал Лапочкин в своем сочинении, – Лера уперла палец в помеченную красным строку. – В повести «Нос» Гоголь решил посмеятцо над Петербургом своего времени, – прочитала я. – Забавно. Да просто твой Лапочкин в Сети много сидит, вот и все.

– Над учебником Розенталя ему надо сидеть, а не в Интернете! – вспылила Лера и распахнула другую тетрадь. – А это тебе как нравится?

– Утром майор Ковалев не нашел в зеркале своего носа – это была потеря потерь! И он прикрыл ее платком. – Тут уже я не выдержала и захихикала.

Лера же всхлипнула, захлопнула тетрадь и указала мне на дверь:

– Тебе все шуточки! Ну что это за «потеря потерь»? Скажи на милость!

– Сериалы молодежные надо смотреть, – добила сестру я. – Хоть иногда, для общего развития…

Тут Лера начала метать в мою сторону такие свирепые взоры, что я решила – боевой дух сестры поднят достаточно. И смылась из ее комнаты.

На кухне уже вовсю колдовала мама. И запахи оттуда разносились такие, что я подумала – уж лучше ей было стать шеф-поваром какого-нибудь ресторана, чем семейным психологом. Наши близкие прекрасно знали: вопросы о том, почему от такого замечательного специалиста ушел муж, лучше не задавать. Мама обязательно сделает вид, будто эта тема ее ничуть не трогает, – отвечать станет ровно и аргументированно. Неподкованному слушателю легко будет поверить в то, что она предвидела такой ход событий и шла к нему осознанно и добровольно. И никто из знакомых никогда не узнает, как порой вечерами мама зарывается в подушку, чтобы дать единственный честный ответ на этот вопрос: не знаю… А потом задать свои вопросы: почему? за что?