Константин Кропоткин - Такие парни

Вальдемар, как выяснилось, производит таланты. Точнее, он их высиживает, как сказочная курица – золотые яйца. Сеня предположил, что он с ними вылеживается, но я не вижу в том ничего дурного: кто не согласен полежать ради прекрасного будущего?

По настоящему я начал вожделеть Вальдемара после того, как Ваня запел. Его парикмахерский салон опять заработал, а Ваня бегал туда уже без прежнего удовольствия, каждый божий вечер проводя с Вальдемаром.

– Он создает звезд из ничего, – сказал Ваня.

– Из говна горошек, – сказал Сеня, которому новый расклад не нравился.

Сеня злился. Не то на Ваню, который вдруг завел друзей на стороне, не то на себя, не умеющего справиться с ревностью.

– Вальдемар старый, – попытался я успокоить Сеню, – У него с Ваней обыкновенная человеческая дружба, без всяких там шурымур.

Сеня посмотрел на меня, а я на секунду почувствовал, как на плечи мои валятся железные рельсы.

А Ваня запел. У него прорезался голос, появился новый блеск в глазах, а мое сердце затрепыхалось и тоже возжелало перемен. Вальдемар сказал Ване, что может сотворить алмаз из любого куска угля.

– Алхимик, – сказал я и потребовал свидания, – Познакомь, – прямо так, в лоб я и сказал.

Ваня раскудахтался, намекая на мою незначительность, но тут в разговор вступил Сеня, которому тоже хотелось обрести нерядового друга. И через каких-то два-три дня мы уже сидели у Вальдемара в гостях и пили водку, заедая ее икрой. Водка была из вальдемарова холодильника, а икру принес Сеня. Ему бартером целый вагон предоставили.

Вальдемар руками рисовал в воздухе невидимые узоры, пил белое вино и обещал Ване сиятельное будущее. Ваня млел. Сеня молчал. Я завидовал.

– У меня вот тоже голоса нет, – вставил я, с трудом дождавшись паузы, и со значением поглядел на Вальдемара, – Может, из меня поп-звезда получится?

– Из вас? – Вальдемар посмотрел на меня так, будто видит впервые, – Вряд ли… У вас есть чутье на людей, – сочувственно произнес он, – Вы умеете излагать свои мысли, да и сами ваши мысли оригинальны и непредсказуемы.

– Откуда вы знаете? – осторожно осведомился я.

– Чувствую. У вас есть мысли.

Я поежился. Еще не хватало, чтобы Вальдемар копался в моей голове. Ничего лестного для себя он не обнаружил бы. В тот момент я думал, что Вальдемар безнадежно стар и тщательная забота о внешности, лишь подчеркивает его дряхлость. Ну скажите, что за нужда раздувать лицо в бубен, если руки усеяны таким лабиринтом морщин, что любая ариадна голову потеряет?

– Мне нечего вам дать, – сказал Вальдемар, – Все, что вам надо, у вас уже есть.

– Разве плохо хотеть большего? – сказал я и добавил, – Вы же волшебник.

– Геночка, вы топорно работаете, – усмехнулся Вальдемар, – Зачем, скажите на милость, вы одели эту бабочку?

– Вам понравиться хотел.

– С бабочкой вы утратили естественность. Я же вижу, что вам неудобно, она натирает вам шею. Поймите, естественность – единственное, что ценно в этом мире. Правда, ребятки? – Вальдемар оглянулся на Ваню с Сеней, сидевших рядом, как два попугая-неразлучника.

Они дружно кивнули, вряд ли подозревая, что присутствуют при вынесении приговора: Вальдемар неспешно закрывал перед моим носом врата в чужую райскую жизнь, которую я надеялся заселить всеми своими фибрами.

– Мне кажется, вы принимаете меня за фокусника, – с легкой усмешкой продолжил Вальдемар, – Ошибаетесь, молодой человек, я не глотаю шпаги, не произвожу кроликов из куриных яиц и не ворую портмоне у зрителей из последнего ряда.

– Зато у вас ассиметричное лицо, тросточка и еще…, – я собрался с духом и выпалил, – Вас зовут Вальдемар!

– И что? – с усмешкой сказал он.

– То есть не Ваня Пупкин.

– А что вы имеете против Вани Пупкина? Хорошее, честное имя, – сказал Вальдемар.

– Честное, как кардиограмма, – я еще пытался шутить, но надежда, мой компас земной, показывала на север, где холодно, вьюжно, где кочаны капусты и жухлая ботва покрываются морозным пушком, кажется, навечно отменяя тепло и солнце.

Так я познакомился с Вальдемаром. Сейчас Сеня и Ваня поют дуэтом, а я изредка, раз в две недели хожу к Вальдемару в гости. Вальдемар мучает меня туманными обещаниями и я нахожу в этом странное удовлетворение. «Что дано, то дано. Ну, и пусть!», – думаю я порой, темной ночью возвращаясь к себе домой – туда, где, как говорит Вальдемар, кончается асфальт.

В гостях у Вальдемара я познакомился с бухгалтером. Он был худой, стремительный и нервный. Он громко говорил, и все у него получались нехорошими людьми, – все так и норовили его обмануть. Он впрыскивал в воздух злость, а глаза у него были сухие, как деревья поздней осенью.