Константин Кропоткин - Такие парни

В том винном сне мы кружились с Мишей из одного конца в другой, его ботинки светились солнцем, а я чувствовал, что налит любовью, как спелое яблоко соками. Ну, и, само собой, я абсолютно точно знал, что моя любовь – вечная. У сна ведь свои представления о вечности. Сонная вечность длится ровно с того момента, как мы закрываем глаза, и до того, как мы их открываем. Восхитительная завершенность.

Я не помню, что у нас с Мишей было потом, но очень надеюсь, что хотя бы во сне он не кричал, что меня ненавидит, и я покалечил ему жизнь. Сну полагается гармония, а это значит, что в нем Мишина вечная любовь вдруг ужалась до моей, а потом одновременно с ней испарилась, едва я собрался открыть глаза.

Я открыл глаза и наорал на Сеню, который толкал меня в грудь и просил, чтобы я уходил из его дома.

– Сейчас Ваня придет, – оправдывался Сеня, – Не дай Бог, подумает, что у нас с тобой…

– Недолговечная любовь, – хмуро сказал я и неохотно отправился восвояси.

От вина у меня болела голова. Дома меня никто не ждал. Новый день еще не наступил, а в этом дне новой любви отчего-то не случилось. «Может, не надо было от Миши уходить?» – подумал я с запоздалым раскаянием, которое, впрочем, тут же исчезло, стоило мне вспомнить классическую стройность с которой мы с Мишей прожили нашу вечную любовь – за занавешенными окнами, во мраке спальни, ровно восемь часов. И ни в коем случае не дольше. Ни в коем случае.

– У тебя титьки, как две авосечки разного размера, – в сердцах сказал я сегодня Ларе.

Она обиделась и ушла, лишив меня необходимости выбирать ей белье. Лара – современная женщина. Она уважает мое мужеложство и убеждена, что я обязан знать номер ее бюста, потому что «геям даровано чувство прекрасного». Особенно прекрасной ларину грудь я не нахожу. Она у нее ассиметричная. Правая чуть больше, чем левая, словно Лара ребенка однобоко кормила. Хотя на самом деле детей у Лары нет. Есть только муж. Ему она не говорит, что ей трудно найти подходящий лифчик, а меня в магазине частенько увлекает в женский отдел.

Обычно мне льстит, когда Лара посвящает меня в свои интимные детали, но сегодня вдруг надоело.

– Как думаешь, я не буду выглядеть в этом пошлой Ивановой? – заявила Лара, вертя в руках что-то сиреневое с вышитыми цветочками.

Своими словами она плюнула мне в самую душу, и я вскипел.

Лара оскорбила женщину моей мечты. Раньше, когда я еще не объявил всем знакомым, что сплю с мужчинами, меня пару раз спрашивали про женщину моей мечты. И каждый раз я не мог толком сформулировать свои притязания.

Сейчас я бы ответил так:

– Женщина моей мечты – это женщина минус вожделение.

Жаль, меня уже никто не спрашивает.

Когда я смотрел вслед Ларе – тонконогой, легкой, как эльф, мне было стыдно за свою прямоту. А обычно, глядя на Лару, мне бывает стыдно за то, что я ею только восхищаюсь, но не хочу ее в кровать.

С Ларой я страдаю от неполноценности.

Глядя на фотографию Ивановой, на ту, где она в большой шляпе и крутых кудрях, мне не стыдно не хотеть ее в кровать. Мне делается хорошо на сердце от того, что в моей кровати лежит мужчина, а не Иванова. Я не в состоянии осквернить ее образ своей похотью, что узаконивает мое плотское нежелание всех женщин и помогает обрести гармонию с самим собой.

С Ларой я чувствую свою ущербность, а с Ивановой я обретаю полноту себя. Такие, как я, могут только мечтать о такой женщине, как Иванова. Она дарует нам душевное равновесие.

Может, я так и не обрел бы никогда женщину своей мечты, но недавно прочитал, что эта Иванова пишет книгу про таких, как я. Про то, как такие, как я, ее не любят. И тут я понял, что мне есть, что ответить людям о женщине моей мечты.

– Женщина моей мечты – это Иванова.

Если быть до конца откровенным, я рассчитываю, что Иванова включит мою фразу в свою новую книгу. Таким образом я хочу обратить всенародное внимание к своему творчеству. «Вот, – подумает кто-то, – есть оказывается на земле некий г. Он даже дневник пишет». И этот кто-то, конечно, окажется могущественным издателем и скажет, что ему срочно нужна моя рукопись. Я поломаюсь немного и отвечу согласием, чем открою себе дорогу на литературный Олимп. Вскоре я сделаюсь накоротке знаком с моими любимыми писателями, также, как они, начну слегка сутулиться, много курить и пить красного вина, а мои волосы будут полудлинными, с легкой благородной проседью…

Не скрою, я хочу воспользоваться знаменитостью Ивановой, и не считаю это зазорным. Я надеюсь принести ей пользу.