Ольга Мариуц - Цепи Гименея

– Не стоят, – попыталась предсказать судьбу эксперимента Лиза.

– Вы вправе отказаться, – заметил Панев.

– Сколько, сколько, вы сказали, мы получим, если выдержим испытание? – переспросила Лиза.

– Двадцать тысяч. Я думаю, неплохая сумма за две недели.

– Да уж, – сдержанно согласился Стас. – Довольно неплохая.

– К тому же, вы сможете вести привычную для вас повседневную жизнь. Единственное неудобство – не разлучаться ни на минуту.

– К нас будет приставлен наблюдатель? – поинтересовалась Лиза, которая в последние секунд тридцать начала привыкать к мысли о больших деньгах.

Двадцать тысяч! Правда, скоро она сообразила, что в случае удачного исхода сможет претендовать только наполовину. Конечно, это немного расстроило ее. Но и десять тысяч, рассудила она еще через минуту, очень неплохие деньги.

– Наблюдатель к вам приставлен не будет, – сказал Панев. – Поначалу, когда эксперимент только задумывался, был такой вариант контроля. Но позже было решено от него отказаться. Вы будете связаны «цепями Гименея».

– Мы были связаны ними четыре года, – насмешливо сообщила Лиза.

– Тем не менее, – уклончиво проговорил Панев. – Но сначала позвольте вас спросить: знаете ли вы, кто такой Гименей?

– Греческий бог, – ответил Стас. – Кажется, ответственный за брак.

– Именно! – обрадовался познаниям своего клиента Панев. – Божество брака, освященного религией и законом. В отличие от Эрота, бога свободной любви. Гименей изображался прекрасным юношей с горящим факелом в одной руке и гирляндой благоухающих цветов в другой.

«Господи, что он мелет? – подумала Лиза. – Для полного счастья нам не хватало только научно-популярной лекции по древнегреческой мифологии».

– Гименей был сыном самой прекрасной, но крайне легкомысленной богини любви Афродиты и Дионисия – непутевого покровителя всех пьющих вино. А вином, как известно, питаются безудержные и порочные страсти. Но, несмотря на такую наследственность и сплошной разврат, который подрастающий Гименей постоянно созерцал на Олимпе, он все же сумел сохранить в своей душе целомудренную чистоту и честность.

Лиза осторожно покосилась на Стаса, но тот сохранял истинное олимпийское спокойствие и невозмутимость.

– Лик Гименея всегда носил отпечаток строгости и спокойной уверенности. Это резко отличало его от лукавого и вечно ухмыляющегося Эрота, – продолжал Панев. – «Заметь, – как-то сказал брату Эрот. – На все свадьбы меня приглашают всегда наравне с тобой, и совершенно ясно, кто из нас желанней для супругов. Я приношу в брак все радости телесной любви, без которой совместная жизнь попросту невозможна…»

Стас выразительно посмотрел на Лизу, но теперь уже она приняла независимый и отстраненный вид.

– «А тебя, Гименей? Тебя терпят лишь по необходимости, отдавая слепую дань традициям. Ты лишаешь людей свободы, без которой самая пылкая любовь превращается в пепел. Ты – не что иное, как только скучный и тоскливый супружеский долг. А кому, скажи, понравится быть должником до конца дней своих?»

Надо отдать должное, рассказывал старик живо и увлекательно.

– «Сильно опечалился Гименей и почувствовал себя униженным и оскорбленным в своих самых лучших чувствах. Несколько дней он пытался найти правильный ответ на мучительный вопрос. А по прошествии этих дней отправился к кузнецу Гефесту.

«Послушай, Гефест, – сказал ему Гименей, – ты способен выковать, что угодно. Сделай мне невесомые и невидимые цепи, чтобы они никак не ощущались, но не давали возможности смертным расставаться друг с другом при внезапном первом порыве плоти, или же когда человек просто не хочет прислушаться и понять своего спутника жизни. Пусть эти цепи не дадут совершить им роковую ошибку».

– Кажется, Гефест сделал эти цепи, – сказала Лиза. – Я что-то такое слышала.

– Мало того, – радостно сообщил Панев. – Я вам их сейчас покажу.

Лиза и Стас с немым изумлением наблюдали, как старик, наклонившись, достал из-под стола свой пузатый потертый портфель и, высоко подняв, вывалил все его содержимое перед собой. Сначала посыпались бумаги, некоторые из них разлетелись по всей комнате. Затем на образовавшуюся на столе бумажную груду с мелодичным звоном улеглась неровными кольцами длинная, не менее двух метров, блестящая цепь, которая завершалась узким наручником на обоих концах.

Первой обрела утерянный дар речи Лиза.

– Вы что, не в своем уме? – прошептала она, с большим трудом заставляя себя оторвать взгляд от этой завораживающе сверкающей штуковины.