Ром Амор - Морфин. Фантом любви

– Нет, я не отрекся… Я просто уже давно перестал жить. Жизнь без нее – жизнь без себя…

Старик, похлопав меня по плечу, словно дал знать, что он полностью меня понимает, пусть и видит призрачный выход из этого состояния. Ему-то тоже довелось проститься со своей любимой. Но куда болезненней было прощанье с детьми…

Он имел все: успешную должность, красавицу жену, великолепных деток, уважение коллег, материальный достаток, популярность среди женщин (которой, впрочем, ему и не нужно было, так как он искренне и безудержно любил лишь одну – мать своих детей). Но в одно мгновение, словно рухнувшие небеса, его привычная жизнь обвалилась и уже никогда больше не стала такой, как прежде…

Холодным декабрьским вечером за окном зажиточного дома главы райкома на крыльцо стаей падал зимний снег. За белым пеплом скрывались очертания соседских домов и деревьев, а в двух окнах гостиной зажегся свет. Жена Геннадия Васильевича подошла к звенящему телефону.

– Алло. Я вас слушаю, – произнесла стройная и ухоженная супруга большого, по местным меркам, человека.

Сухой голос без лишней интонации проговорил что-то в трубку и, не дождавшись ее ответа, скрылся за частыми короткими гудками телефона.

– Кто это был? – войдя в комнату, спросил Геннадий.

– Она хочет нас всех видеть, – медленно, словно из последних сил, произнесла женщина, бледность которой не смогла бы сейчас скрыть даже импортная косметика.

– Дети, собирайтесь, мы едем к бабушке! – голос отца настиг играющих в другой комнате детей. Они аккуратно собрали свои игрушки в огромную железную коробку из-под песочного печенья.

– Ей стало хуже?

– Врач сказал, что она умирает, – потупившись в пол, произнесла жена.

Он подошел к ней и, присев на край кресла, обнял, отдавая свое тепло оледеневшим рукам любимой.

Эльвира не знала материнской любви в детстве. Она всегда думала, что по-настоящему ее любили только родной отец, который скончался очень рано, видимо, не выдержав стервозного характера своей супруги, и Геннадий.

Потеряв отца, она так и не смогла наладить отношения с матерью, которая всегда была слишком требовательна к ней, никогда не разделяла ее взглядов и только одним своим взглядом осуждала Эльвиру, не пряча презрения.

Даже сейчас, несмотря на все эти трудности и напряженные отношения, Эльвира чувствовала, что теряет родного человека. Какой бы ни была мать, она всегда остается связанной со своим ребенком особыми нитями. И эти нити не оборвутся даже тогда, когда ее не станет в живых.

Эльвире следовало быть к этому готовой, ведь шел восьмой месяц госпитального лечения ее матери. Врачи давно хотели ее выписать и оставить помирать на руках у детей, дома, в семейном кругу. Только связи Геннадия Васильевича решили этот вопрос и убедили руководство оставить больную под присмотром людей в белых халатах. Да и оба супруга были едины в том, что детям не следует видеть, как их слабеющая бабушка умирает и при этом никто не может помочь.

Сашеньке было двенадцать, Марку – семь. Они были гордостью своих родителей. Отличники, красавцы, дети с образцовым поведением, которых ставили в пример в школе и которых друзья родителей, словно в шутку, выпивая за столом, называли будущим комсомола.

Геннадий собрал детей, надев на них зимние дубленки и сказав старшему сыну завязать шапку Марку. После он заглянул в гостиную, ожидая увидеть там собранную супругу, но Эльвира так и осталась сидеть в кресле.

– Дорогая? Нам стоит поспешить, если ты хочешь успеть с ней проститься.

Эльвира оторвала взгляд от одной точки, повернула голову к Геннадию и добавила:

– Ты прав.

Она поднялась и накинула в спешке с его рук норковую шубку, которой было лет так семь, но которая все еще оставалась гордостью и предметом зависти многих подруг в округе.

– Погоди. Может, нам не следует брать с собой детей… – неуверенно произнесла она, наблюдая, как дети застёгиваются в прихожей.

– Мама, мама… Что-то случилось с бабушкой? – подбежав и обняв ее за ноги, спросил десятилетний сын. Она погладила его по голове и лишь посмотрела на мужа.

Геннадий перевел взгляд от них на окно, где в сумерках все еще падал снег, и подумал, что зря он отпустил водителя на эти выходные.

– Милый, – обратилась Эльвира к сыну, – ты знаешь, как я тебя люблю?

– Конечно, мамочка.

Она поцеловала его сухими губами в лобик, крепко-крепко прижав к себе. В этот момент Сашенька обнял ее и брата за плечи.